Японский тиран. Новый взгляд на японского полководца Ода Нобунага

Решение, принятое Такаяма Укон, многими считалось героическим и самоотверженным поступком, и его часто превозносят как пример христианского рыцарского духа[441]. Вопрос, однако, заключается в том, были ли мотивы такого поступка действительно чистыми и бескорыстными. Нобунага мог поставить жизнь христиан в зависимость от решения Такаяма, но он также предлагал ему богатства, обещая столько золота, сколько он захочет, и любое владение, какое он только пожелает.

Отец Органтино не скрывал радости, узнав о решении Такаяма. Казалось, чаша весов склонилась в его пользу. Отец Органтино, Такаяма Укон и брат Лоуренсо покинули замок Такацуки под покровом ночи и направились в лагерь Нобунага. На следующее утро переполненный радостью Нобунага, который понял, что «теперь Такацуки перешел в его руки», принял Такаяма Укон и Органтино. В то же время он не придал никакого значения религиозным мотивам, побудившим Такаяма принять такое решение. Нобунага ввел его в свою ставку в Корияма (ныне — часть города Ибараки), где «снял свои шелковые одежды и отдал их Такаяма Укон; кроме того, он подарил Такаяма ценного скакуна… Укон получил область Акутагава в провинции Сэтцу в награду за свою измену». Укон, в свою очередь, немедленно забыл о своем религиозном обете и, как сообщают, «горячо благодарил за подарки»[442].

22 декабря 1578 года, через восемь дней после сдачи Такаяма Укон, Накагава Киёхидэ тоже передал свой замок Ибараки в руки Нобунага. После сдачи замка Такацуки положение Киёхидэ стало безнадежным. Таким образом, сдача Накагава Киёхидэ и Такаяма Укон означала, что больше половины территории провинции Сэтцу снова перешло в руки Нобунага и что угроза была нейтрализована в течение месяца. Накагава Киёхидэ был гораздо более важен для Нобунага, нежели Такаяма Укон, поскольку первый получил тридцать золотых, в то время как последний только двадцать. Кроме того, щедрые дары преподнесли Киёхидэ сам Нобунага, его сыновья Нобутада, Нобукацу и Нобутака, а также его племянник Нобудзуми. Видимо, желая проверить преданность новоявленных сторонников, Нобунага расположил Накагава Киёхидэ и Такаяма Укон на переднем краю осады замка Мурасигэ, Ариока. По сути, Такаяма Укон осаждал замок, в котором искал убежища его отец. После падения Ариока в декабре 1579 года судьбы отца и сына разошлись еще более разительно. В то время как сын сделал карьеру в числе вассалов Нобунага и даже получил разрешение построить резиденцию у подножия горы Адзути, его отец, хотя и получивший вместе с родственниками пощаду во время массового истребления защитников Ариока, доживал дни в тюрьме, больше похожей на клетку, в провинции Этидзэн, куда был сослан Нобунага.

Кризис Араки имел разные последствия для его участников. Как отмечает один из его свидетелей-иезуитов, в целом инцидент «оказался очень болезненным для нас»[443]. Нобунага не только угрожал иезуитам физической расправой; по сути, он ясно показал им, что все их предприятие построено на зыбучем песке. Нобунага истребил более 600 членов клана Араки, слуг и служанок замка Ариока, захваченных им в конце 1579 года. Эти карательные меры вполне могли быть направлены и против отцов-иезуитов и их последователей, если бы Органтино не удалось переубедить Такаяма. Что касается последнего, то его явно не слишком заботила судьба его родственников, и непонятно, в какой степени он был обеспокоен участью братьев-христиан. Во всяком случае, Укон не высказал никаких возражений (очевидно, это было бы неумно с его стороны), когда Нобунага, не обращая ни малейшего внимания его церковный обет, преподнес ему дары. Такаяма Укон, был он христианином или нет, в первую очередь оставался даймё эпохи Сэнгоку, а это сословие пеклось в первую очередь о собственных интересах и беспокоилось более всего о собственной безопасности и продвижении, нежели о чем-либо еще, включая христианство.

Иезуиты в Японии нацеливались на завоевание моральной симпатии военного сословия. В своей «Истории Японии» Фройс уверяет, что Араки «не имели права осуждать отца Органтино, поскольку Такаяма не заставляли делать ничего такого, что бы расходилось с японскими обычаями. В действительности, немногие находились в армии [Араки] или вне ее, кто не восхвалял бы святого отца за то, что он сделал»[444]. Однако трудно представить себе что-либо, более далекое от истины: кризис Араки «даже в современной Японии остается хорошо известным эпизодом из времен Сэнгоку, свидетельствующим о двуличности христиан»[445]. Укон поступил на службу Нобунага, продолжая служить Араки, так что его сюзереном был именно последний. Кроме того, Укон выступил против своего собственного отца и бросил заложников. Практика предоставления заложников в качестве залога верности господину являлась краеугольным камнем системы вассалитета в период Сэнгоку. По наущению отца Органтино Такаяма Укон совершил двойное преступление: против тю, верности, и ко, сыновней почтительности, двух фундаментальных понятий японской воинской этики.