Читаем Японцы «на рубежах» полностью

Без сомнения, в Японии существуют силы, которые хотели бы ответить на этот вопрос утвердительно. Это их представители в военизированной форме, в устрашающих касках разъезжают по городам страны в многочисленных автофургонах, снабженных реваншистскими лозунгами и ревущими громкоговорителями. Но, как говорят сами японцы, производимый ими шум поразительно не соответствует полному отсутствию внимания и интереса к ним окружающих — спешащих на работу или с работы японцев. А ведь именно таких японцев, рабочих-тружеников, абсолютное большинство. К тому же немного настораживающее «отсутствие внимания» — это, хочется верить, не от слепоты и слабости, а от зрелости и силы. И разве не о силе говорит размах народных выступлений последних лет — в защиту прав трудящихся, в защиту мирной конституции, против милитаризации, против развязывания ядерной войны. Разве не об этом говорят 80 миллионов подписей, собранных в Японии против ядерного оружия?

Мы не верим в широко рекламируемую буржуазной публицистикой социальную «гармонию» японского общества — ее не существует, кроме как в расчетах правящих кругов, прикидывающихся «добрым братом» слабого. «Неидеологичность» японца — выгодный власть имущим миф, который служит для доказательства существования лишь единственной, отражающей якобы «общенациональное единодушие», правящей буржуазной идеологии. Этот миф помогает благополучным не слышать многих вопиющих диссонансов в японской «гармонии». Но эти диссонансы доходят до сознания японского труженика, они подчас разрывают честную душу молодого японца.

Юноши и девушки Японии не желают становиться послушными винтиками механизма капиталистического производства: Oi-ш отказываются превращаться в «человека предприятия», их не устраивает намеченный «работодателями» курс на двойную — физическую и духовную — роботизацию, даже если под нее, играя на патриотических чувствах, глубоких у каждого японца, пытаются подвести «национальные традиции». Молодой японец хочет жить и работать в нормальных человеческих условиях.

Сегодня молодость Японии — это ее совесть, ее будущее. И велика поэтому ответственность тех, кто лишает молодость прекрасной романтики юности. Но навязывание псевдоромантики реваншистского толка — это уже преступление. Судьба Японии решается в борьбе сил реакции и сил прогресса за молодежь. В этой борьбе всем тем, кто думает о будущем японского народа, поможет прошлое страны — высокая культура, добрые традиции, богатая опытом история и ее уроки.



"УНИКАЛЬНЫЕ ЯПОНЦЫ"?


При массовых опросах в буржуазном обществе нередко спрашивают: в какой стране вам больше всего хотелось бы жить? Вот как прозвучало в этой связи заявление известного ориенто-лога Грегори Кларка: «Из всех стран мира я предпочел бы жить в Японии». Это было сказано в беседе с японским издателем С. Ямамото по поводу выхода книги Кларка «Японцы: источник их уникальности». Можно было бы и не заострять внимания на легковесном интервью буржуазного ученого, хорошо знающего падкую на всякого рода сенсации западную прессу. Однако постановка вопроса об «уникальности» японцев в противовес всем другим «неуникальным» нациям серьезно настораживает.

Кларк — австралиец.

Более десяти лет живет в Японии, но много путешествует. При этом, как он любит повторять, стоит ему на короткое время покинуть Японию и очутиться в какой-либо другой стране, будь то на Западе или на Востоке, как Кларк ощущает, что «попадает в общество привычных представлений». Излишне объяснять, что «привычное» для Кларка означает западноевропейское. Он так и говорит — общество европейского образца, европейского мышления. И напротив, возвращаясь в Японию, Кларк, по его словам, вновь проникается ощущением чего-то необычного — атмосферой «абсолютно иного, уникального мира».

Рассуждая о причинах «уникальности» японцев, Кларк первоначально выдвинул предположение, что в истории Японии должно было произойти чрезвычайно важное событие, подобного которому не знала история европейских народов. Именно это событие, дескать, легло в основу формирования японцев как нации, сделав их столь отличными от всех других. Однако сравнительный анализ исторических вех в развитии народов не обнаружил такого события в истории Японии, исключая разве «закрытие» страны для внешнего мира более чем на двести лет. Тогда Кларк пошел по другому пути. Используя прием доказательства от противного, он выдвинул гипотезу: в истории Японии ничего особенного не происходило. Напротив, своего рода «отклонение» следует искать в истории' Европы. «Уникальны» поэтому не японцы, а европейцы. В данном случае для Кларка «уникальны» означает «противоестественны». «Отклонением» в истории европейских народов, с точки зрения Кларка, явились «межнациональные войны». Это они якобы сделали все европейские народы нетерпимыми друг к другу, «противоестественно идеологичными», что отличает их от японцев. Япония вплоть до новейшего времени не знала межнациональных войн, поэтому японцы, в представлении автора выпущенной книги, «чужды всякой идеологии». ?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука