Японцы «на рубежах»

По Кларку, всякое человеческое общество руководствуется определенными принципами (и здесь с ним можно согласиться). Отличие японского общества от европейского состоит в том, что европейцы опираются на идеологические принципы, а японцы — якобы на принципы «чуждой идеологии морали, чувства долга и сочувствия человеку», что объясняется «неидеологич-ностью», «неинтеллектуальностью» и «чистой эмоциональностью» японской нации. С точки зрения Кларка, «именно эмоциональность лежит в основе более высокого развития японского общества по сравнению с европейским, так как смена эмоций происходит гораздо легче, чем переход от одной идеи к другой».

Прямо скажем, концепция Кларка не нова. Более того — она чрезвычайно широко распространена в современном буржуазном обществе, защитники которого, отстаивая «идеалы и ценности» капитализма, все чаще возлагают надежды на «деидеологизацию». Но, возможно, Кларку действительно удалось открыть не тронутый идеологией «первозданный» оазис в мире XX века, на первый взгляд тщательно сокрытый за сугубо типичными проявлениями капиталистической системы, к тому же в наиболее развитых ее формах? Достаточно этот вопрос поставить, чтобы понять: открытие Кларка существует лишь в его воображении. При всем своем преклонении перед японцами Кларк упрощает их духовный мир, обедняет историю и культуру Японии, дает сугубо искаженное представление о японской нации в целом. Ведь именно идеология во все периоды развития цивилизации составляла и составляет основу духовной жизни (Того или иного общества. И японцы здесь отнюдь не исключение. Недаром редакция журнала «Сюкан Асахи» предпослала записи беседы Кларка с Ямамото едкий подзаголовок — «Уникальная концепция» японской нации».

Японские историки отмечают, что па протяжении веков Япония имела две основные системы ценностей — заимствованные и переосмысленные буддизм и конфуцианство, которые мирно соседствовали,, сосуществуют и продолжают сосуществовать в наши дни с чисто японским синтоизмом — культом природы и предков. Опираясь на традиционные верования, японца с самого рождения воспитывали в духе безоговорочного повиновения и верноподданничества. «Заветы»¹ японцу, умещавшиеся на двух страничках ученической тетради, вплоть до 1945 года заучивались наизусть. И по сей день каждый японец старшего поколения может без запинки повторить их. При этом на лице его появится едва заметная улыбка — воспоминание о давно ушедшем, трудном, порою жестоком, ио неповторимом детстве...

...Среди кварталов японских городов легко узнать здания учебных заведений — будь то школа или вуз. Они отличаются своей, как правило, стандартно-унылой архитектурой, определенными контурами плацев, выделенных для общих сборов и занятий физкультурой, а также несмолкающим гулом детских и юношеских голосов. Пожалуй, ничто другое не поможет столь ярко представить картину предвоенной Японии, как сероватые, чем-то напоминающие казарму старые школьные здания. И если прийти сюда не в перемену, когда игры и смех школьников никак не позволяют забыть сегодняшний день, то, на'секунду закрыв глаза, можно без труда увидеть пасмурный плац, ровные шеренги юношей и девушек, громко чеканящих слова «Заветов»: «К отцу и матери — сыновнее почтение, с братьями — дружба, с друзьями — доверие, между супругами — мир... Неизменно .. следовать законам государства и установкам правительства, в чрезвычайной обстановке на деле доказать беззаветную преданность императору и его роду, почитая за счастье отдать за них свою жизнь...»

Верноподданнический кодекс японца своими корнями уходил в эпоху феодализма. С наступлением нового времени —- после незавершенной буржуазной революции 1867—1868 годов, вошедшей в историю Японии под названием «реставрация Мэйдзи»,— сменились лишь объекты поклонения: военная верхушка сёгунат вновь уступила место императорскому роду. Вплоть до 1945 года господствующие классы всячески препятствовали распространению ценностных представлений европейского толка, в том числе идей христианских учений, поскольку они мешали сохранению идеологии японизма, наиболее отвечающей интересам правящей верхушки. Продолжалось своего рода «закрытие» страны. Какая же это «неидеологичность»?! Напротив: история Японии дает нам пример засилья феодальной идеологии, способности правящих классов добиться абсолютной власти не только над жизнью людей, но и над их умами и душами.

«Эмоциональность», «неидеологичность» — все это призвано скрыть простую и горькую истину: правящим кругам Японии, ее господствующим классам действительно удалось в течение многих веков держать народ в подчинении, в идеологическом рабстве, добиваться