Яркие огни, большой город

Сперва надо позвонить автору материала и получить у него телефон человека, который подтвердил бы существование общества у полярников, а также и то, что оно действительно устроило прием в упомянутой гостинице, в упомянутый день; что это факт, а не выдумка. В статье называются фамилии. Ты должен убедиться, что они принадлежат реальным лицам, и (если это так) проверить их правописание.

Риттенхауз объявляет: ему только что позвонила Клара, она заболела и не придет — вот отсрочка, которой ты ждал. Удав, опутавший твое сердце, ослабляет хватку. Кто знает? Болезнь может оказаться серьезной.

— Вообще-то,— продолжает Риттенхауз,— она сказала, что наверняка не явится сегодня утром. Она не знает, как будет себя чувствовать потом и заглянет ли в редакцию после обеда.— Он делает паузу, теребит очки, словно раздумывая, нужно ли еще что-нибудь добавить, и завершает: — Если у вас к ней какие-нибудь вопросы, звоните домой.

Ты спрашиваешь Риттенхауза, нет ли особых указаний.

— Ничего конкретного,— отвечает он.

Вот он — твой шанс. Еще день работы — и ты справишься с французским материалом. Ты договорился бы с ребятами из производственного отдела, и они разрешили бы тебе задержать сдачу текста на несколько часов. Ты за полчаса разделался бы с заметкой о пингвинах, а затем все силы — на французскую статью. Alors! Vite, vite! Allons-y!²⁹

Через час с полярными исследователями покончено. Уже за полдень, и твоя жизненная энергия явно идет на убыль. Теперь, чтобы прийти в норму, требуется подзаправиться. А затем с новыми силами приняться за французов. Может, взять une baguette³⁰ с ветчиной и сыром бри, это приведет тебя в норму. Ты спрашиваешь, не хочет ли кто-нибудь перекусить. Меган дает деньги на крендель.

По дороге — как раз перед автоматом для охлаждения воды — наталкиваешься на Алекса Харди, уставившегося на аквамариновое стекло. Вот он поднимает глаза, вздрагивает, но, поняв, что это всего лишь ты, здоровается. Затем опять поворачивается к автомату и говорит:

— Я вот думаю: нельзя ли там держать рыб.

Алекс — почетный редактор отдела прозы, реликт первых лет существования журнала, человек, который называет его почтенных основателей юношескими прозвищами. Он начинал курьером, заслужил репутацию автора сатирических заметок о светской жизни Манхэттена, которые вдруг, по каким-то до сих пор неизвестным причинам, перестали печатать, и стал редактором. Он открыл и выпестовал нескольких писателей, на книгах которых ты рос, но уже много лет не делает никаких открытий, и его главная роль, видимо, состоит в том, чтобы служить символом Преемственности и Традиции. За все время твоей работы в журнале из его кабинета вышел лишь один материал. То ли он стал попивать, переживая творческий закат, то ли, наоборот, увлечение спиртным как раз и угробило его карьеру. Ты полагаешь, что причина и следствие в подобных случаях взаимосвязаны. По утрам он вдумчив и остроумен, хотя несколько несобран. После обеда он иногда забредает в отдел проверки, где предается щемящим душу воспоминаниям. Тебя он, кажется, любит, насколько он вообще способен кого-нибудь любить. К нескольким рассказам, которые ты предлагал в журнал, он прикреплял листочки с подробными замечаниями, критика была резкой, но в то же время вселяла надежды. К твоим произведениям он относился серьезно, хотя появление их у него на столе, пожалуй,— показатель того, что в отделе прозы их не принимают всерьез. Ты обожаешь этого человека. Другие считают, что его песенка спета, но ты строишь воздушные замки: вот ты начал писать и публиковаться под его руководством; забота, о тебе вновь делает его целеустремленным. Вы начинаете работать вместе, одной командой, новый вариант Фицджеральда и Перкинса³¹. И вот уже он пестует новое поколение талантов — твоих учеников, а ты в своем творчестве переходишь из Начального периода в более Поздний.

— Прекрасная идея для нашего руководства,— говорит он.— Сиамские боевые рыбки в водоохладителе — неплохо, а?

Пытаешься ответить чем-нибудь остроумным, вроде «и рыбья чешуя уколола тебя»,— но ничего хорошего в голову не приходит.

— И куда ты сейчас направляешься?

— Обедать,— опрометчиво говоришь ты.

В прошлый раз, когда ты сказал Алексу, что идешь пообедать, обратно в редакцию ты добирался чуть ли не на карачках.

Он смотрит на часы:

— Неплохая мысль. Не возражаешь, если мы пообедаем вместе?

Пока ты придумываешь отговорку, уже поздно. Сказать, что тебя ждет приятель,— получится невежливо. Тебе не обязательно пить с Алексом наперегонки. И вообще пить не следует, хотя от одного стаканчика ты не помрешь. Глоток шипучки хорошо снимает головную боль. Ты только скажешь Алексу, что у тебя идет в печать большой материал, и он поймет. Ты сможешь воспользоваться его дружеским участием. Поговорить с ним по душам. Поведать о некоторых своих бедах. Впрочем, у Алекса и собственных проблем хватает.

— Ты никогда не думал получить диплом менеджера? — спрашивает он.