Яркие пятна солнца

В четырехместном номере гостиницы на одной из соседних с моей кроватей устало сидел молодой еще мужчина с большим мясистым носом и слегка обрюзгшим длинным лицом. Увидев меня, он оживился – видел давеча, как я ставил велосипед, – начал расспрашивать, позавидовал и пригласил пойти прогуляться от скуки по вечернему городку.

Звали его Антон, вскоре мы уже как старые приятели с разговорами расхаживали по темной Соснице, прошли в парк, вышли к танцверанде. Здесь было не то что в Брянске – яблоку негде упасть, – но я ведь не захватил с собой из Москвы ни приличных брюк, ни сандалет и теперь пожалел об этом. Ребята сплошь были в черных костюмах, белых рубашках, при галстуках – город.

Нам с Антоном не понравились танцы оттого, что было слишком много народу и сравнительно мало девушек, мы хоть и зашли на веранду, но почти тут же ушли. Антон начал говорить о своей ранней женитьбе, о скучных командировках, о том, что ему уже много лет – «скоро сорок» (!) – и его лично никакое путешествие уже не ждет.

Я слушал его с чувством человека, постигшего Истину. При чем возраст? Возраст человека не меряется календарными годами. Человек стареет не от прожитых лет. Он умирает еще при жизни, если теряет в себе ее ощущение.

На другой день утром, идя на речку, я опять встретил бабушку.

– Здравствуй, сынок, – опять приветствовала она меня, ласково улыбаясь. – Много-то не купайся, рано еще, солнышко-то не поднялось, не растеплилось…

Покидал я Сосницу с легким сердцем, уверенный в хорошей дороге, с надеждой к вечеру быть в Чернигове, со светлым почему-то ожиданием этого древнего города.

И на длинном, но вовсе не тягостном пути до Чернигова особенно запомнилось множество бабочек на шоссе, сшибленных пронесшимися машинами, – светло-желтые, лимонные хлопья. Некоторые были живы и ползали, оглушенные, некоторые еще весело порхали над синеватым горячим асфальтом. Святая слепота счастья…

Еще были душистые дыни и мягкие переспелые яблоки в большом поселке Мена. И полуденная остановка моя – привал в цветах – в нескольких километрах за этим поселком. Это были сплошные цветы, белый кипенный остров, почти без травы – ромашки, зонтичные, – земля совершенно сухая, теплая, ни муравьев, ни букашек, только все те же бабочки и алые божьи коровки – как сверкающие на солнце капельки крови.

От цветов шел пряный аромат, когда я лег на спину, они стали волшебно большими, сияющими, они покачивались, пронизанные солнцем, у самого моего лица.

В бледно-голубом далеком просторе над цветами, не торопясь, плыло невесомое, напоенное светом, свободное облако…

В Чернигове мне необыкновенно везло, весь город, казалось, был расположен ко мне.

Милиционер любезно присматривал за велосипедом, пока я ходил насчет гостиницы. Администратор – интеллигентная женщина – сразу ответила, что места у них есть, а увидев мой московский паспорт и узнав про велосипед, даже прониклась ко мне уважением. Это я особенно понял потом, когда увидел, какой номер она мне отвела. На просьбу о велосипеде она, не задумываясь, ответила, что да, у них, кажется, есть куда поставить и пусть я позову к ней привратника. Импозантный усатый привратник по ее просьбе милостиво разрешил мне отвезти машину в просторный подвал под лестницей. А когда, поставив машину, мы вернулись в вестибюль, он вдруг, на миг потеряв свою неприступность, наклонился ко мне и посоветовал, не теряя зря времени, пойти и осмотреть выставку на «валу» – ежегодную выставку цветов и плодов.

И я направился через площадь и сквер, мимо огромного собора – к «валу». «Вал» – гордость Чернигова, ансамбль сохранившихся церквей, храмов, соборов.

Покрытая сизой плиткой широкая площадь, великолепный собор (Спасо-Преображенский собор 1036 года – самое старое из сохранившихся на Руси каменных зданий), вполне современные здания неподалеку, кусты и деревья парка, чистота и праздничность, а затем и сама выставка – среди деревьев и белых златоглавых церквей, со множеством разодетых людей, с возбужденными девушками-школьницами у стендов, с помидорами, грушами, яблоками, гладиолусами и георгинами… И маленькая картинная галерея в одном из храмов.

Наступил вечер и – опять по совету привратника – я отправился на здешнюю танцверанду. Это была обширная площадка у подножия собора, огражденная проволочной сеткой, напоминающая тем самым огромный и круглый теннисный корт. Девушки, с которыми я танцевал, казались необыкновенными… Вернулась юность – как награда за веру в нее, – волнение молодости путало мои мысли. Куда делся взрослый опыт? Но я не жалел о нем.

С танцев возвращались вдвоем с Матвеем, черноглазым приветливым пареньком, с которым познакомились, разбивая танцующую девичью парочку. Дошли до гостиницы, потом я проводил Матвея чуть дальше. Он ушел, а я все бродил – не хотелось спать.

Небо было полно звезд, четко вырисовывались созвездия, и было тепло и тихо, а я будто и не проехал около ста километров и не был еще утром в Соснице.