Ярлыки

Бывшая одноклассница не подвела. Она умела слушать. Творческая личность, Тоня понимала проишедшее с Толиком на более глубоком уровне. Кивала, сочувствовала. Под конец пообещала поговорить с Ольгой и объяснить той, что бросать парня в трудной ситуации как-то даже непорядочно.

– Толь, ты придурок, конечно, но человек хороший. Ошибиться может каждый, и Оля это тоже понимает. Подари ей что-нибудь приятное. Виноват ведь, а ты в пряталки играешь. Я заметила, как последнюю неделю ты по углам шарахаешься. Ну что тебя за ручку на середину комнаты выводить? Как в детстве?! Видел, какая она сегодня была разодетая? Поверь мне, это уже недвусмысленный намек, мол, действуй, Парень.

Разодетая Ольга задержалась после работы в офисе, смущенно косясь на демонстративно равнодушного Макса. Она коротко вздыхала, перекладывая документы из папки на стол. Сортировала их, складывала обратно и относила в шкаф, цокая каблучками. Хотела уж было уронить листок толи чтобы, эротично изогнувшись, его поднять, толи чтобы дать шанс Максу самому это сделать. Однако, заметив злую усмешку коллеги, ощутила всю убогость своих никому не нужных заигрываний.

– Сколько можно рыдать? Ну сколько можно? – Зло вопрошала она свое отражение в зеркале туалета.

А утром на рабочем столе Ольгу ждала корзина кремовых роз. Осмотревшись, она увидела загадочно улыбающуюся Ватрушкину, какого-то отечного Макса, наверняка что-то принимает; презрительный взгляд психолога, мол, какая пошлость; и смесь надежды с испугом в обращенном к ней лице Толика. Оля не удержалась и улыбнулась ему в ответ.

Старый добрый мир Анатолия Королькова нет, не добавил новых красок, но прежние оттенки вдруг приобрели насыщенность, заиграли, задышали, потянули молодого человека в свою глубину. Как будто кричали на разные голоса: «Успей насладиться!» «Смотри какие мы: справа, слева, изнутри! Ведь не ценил! Не любил!» Толик до краев наполнялся теплом к милой Ватрушкиной, к грустной маме. Неожиданно заинтересовался проходящими лекциями. Без особой необходимости, сам, подготовился к семинару. Остался после пары обсудить тему. Мычал в восторге, жуя резиновый бургер. Блестел шальными глазами, взирая на ноябрьскую хмарь, кое-где расцвеченную гирляндами. Его обычная жизнь! Скучная, пресная, но такая настоящая жизнь! Невозможно поверить, что она может исчезнуть из-за какой-то ерунды, случайности, глупости.

Прошла неделя, вторая. От следователя и адвоката не было никаких вестей. На работе резко образовался завал, погребший под собой все свободное время, мысли, переживания всех сотрудников. Никто не обратил внимания на то как Ольга простила Толика. На то, что Татьяна стала чаще пропадать в рабочие часы. На новый, в этот раз электронный, сборник стихов поэтессы Антонины Трушкиной. На выпавший в середине декабря и пролежавший целый день снег.

Один звонок в конце месяца с просьбой зайти к следователю, бескомпромиссно, навсегда поставил точку в его такой обычной, никому неинтересной жизни, теперь уже окончательно разделив ее на «до» и «после».

Диалог между растерянным Толиком и благодушным следователем оказался цинично-коротким:

– Добрый день, вызывали, Геннадий Анатольевич?

– Да, документы готовы, надо подписать.

– Мне сказали, что это формальность, и адвокат не придет?

– Угу. Пять минут. Сейчас принтер распечатает. Много материалов получилось. Подпишем и разойдемся. Хорошо, что до нового года успели. Как я и предполагал, дело простым оказалось. Суд тоже затягивать не должен.

– С-с-суд?

– Да, а Вы как думали, Анатолий Евгеньевич? Следствие завершено, дело передается в следующую инстанцию. Таков порядок.

– Я… я же не виноват.

– Что Вы разволновались так? Решать в конце концов не мне. На это у нас судья имеется. Готово. Расписывайтесь. И прощайте.

4. Попрощаться и выпить

Март выдался промозглым, под стать ноябрю.

– Не расцветать и влюбляться, но страдать, но прощаться.

Понуро констатировала царящие настроения Антонина. Стихов писать, правда, не стала. От всей своей детской души любившая зиму, весной она словно теряла все силы, творческие в том числе.