Ярмарка

Господи! Ну может, когда-нибудь, когда-нибу-у-у-удь… поверю!

А если никогда?!

Ты меня не найдешь. Ты кинул меня. Ты отвернулся от меня.

Пуля, пуля моя! Может, ты сама найдешь меня!

А что, если мне купить – пистолет?

Что, если мне и правда купить, я не шучу, нет, пистолет?

А что, это классная мысль. Первая твоя дельная мысль, Аглая.

Купи ствол – и вставь его себе в рот, как железный хрен. И гладь, нежно гладь потным горячим пальцем спусковой крючок. И думай, в этот момент думай о чем-нибудь хорошем.

О том, как ничтожна жизнь. О том, как прекрасна, как упоительна смерть.

Все умрут. Я тоже умру.

О, блядь, я тоже умру! Рано или поздно – умру!

Так лучше рано. Лучше – я сама.

Хороший ствол надо купить! Самый лучший! В мире!

Так же, как я – самая лучшая.

Я лучшая, лучшая, лучшая!

Но все равно страшно, страшно, страшно, стра-а-а-а…

Такой – меня никто не видит. Такая – я только сама с собой. Одна. Когда меня никто не видит. Сейчас повою. Сейчас завою. Меня никто не слышит. Я одна. Одна.

У-у-у-у-у!

А-а-а-а-а!

Как хорошо кричать. Как хорошо кусать пальцы. Кусать кулаки. Но я ведь не пьяная. Я ведь не пьяная, правда?! Нет?! Да?!

Черт! Может, и правда выпить?!

Так худо мне, так херово, что… сейчас… полбутылки выпью…

У-у-у-у-у…

…вот так. А-а-а-аф-ф-ф-ф! Бля-а-а-а-а…

…водка бывает или хорошей, или…

Ну как? Отпустило? Полегчало слегка?

Ни хера.

Вся моя чернота – со мной. И никуда, никуда из меня не уйдет, я знаю это точно. Она уйдет только вместе со мной.

Где ломтик хоть чего-нибудь, а?! Ананаса… мясца… виноградинку хоть, кинуть в рот… икры ложечку…

Иначе я… умру… с этой водки хуевой…

Я… умру… и меня… не спасут…

А-а-а-а! А-а-а-а-а…

Плачь, плачь, Аглая. Плачь, дура, золотая голова. Плачь, блядь!

Ты-то знаешь, о чем плачешь. Отчего плачешь!

Оттого, что ты никогда, никогда уже, слышишь, блядь, никогда, ни при какой погоде, нигде, ни в России, ни в какой другой стране, никогда, слышишь, никогда никого не полюбишь.

Да ты и себя – не любила-а-а-а!

Как это?! Как – не любила?!

Да я себя только и любила! Себя только и обихаживала! Себя только…

Врешь. Врешь ты все сама себе.

Ты не себя любила. А свое тело ублажала. Свою рожу кремами натирала. Свои подмышки брила! Свои груди, свои бедра в бархаты-кожи затягивала! Свои ноги – в колготки всовывала! В сапожки из кожи неродившихся телят! Тампоны – в свою пизду – втыкала!

Ты только свое тело…

А свою душу…

Ты… душу свою…

А может, и нет у тебя ее, души-то, Аглая?

А как же ты, без души-то, будешь умирать?!

Вот купи пистолет – и обойму к нему, главное, купи – тогда и посмотрим.

Есть у тебя душа или нет.

А сейчас прекрати реветь. И кричать. Лучше выпей. Выпей еще, еще, ну вот так, ну. Без закуски херово?! Без закуски лучше всего.

ЧЕРНЫЙ КРИК. ОДНА

Ну что! Давай подведем черту. Бабки подобьем, что ли.

Я одна. Меня сейчас никто не видит. И никто не слышит.

К чему была вся моя жизнь? Зачем меня мои родители родили на свет? Зачем я сама родила двух детей, и один погиб, и мужа нет, и второй сын – куда он идет, куда уходит? Ну, пройдем мы по этой земле, и вот она, черная яма; и мы туда свалимся, как все люди, в свой черед.

Так зачем же тогда жизнь? Зачем – жить?

Для любви? Но она проходит. Что такое любовь? Может, это просто забота друг о друге, вот как я о Феде забочусь, о Степке… заботилась? Да и забота – это ведь не любовь. Это – нагрузка, это – повинность: надо, надо. Надо позаботиться, надо прибежать, покормить, обласкать, иначе без тебя – помрут.

А зачем ты продлеваешь им жизнь? Зачем они – тебя – едят?

Ты что, хлеб, что ли?

Человек человеку – хлеб…

Человек – человеку – хлеб!..

Человек человеку – хлеб, фу, черт, как это здорово сказано. Это я придумала, Машка Строганова. Жаль, я не писатель, чтобы это в книжке написать, а потом бы меня читали в школах и цитировали. В хреновых сочинениях, пятьсот рублей штука, спасите моего ребенка, завтра экзамен, заверните, пожалста…

Все – хрень. Все – чепуха. Все пусто.

И в этой пустоте мы плывем, барахтаемся.

Нет любви. Нет любви! Я притворяюсь только, что люблю.

Что – люблю Петьку, Степку, Федьку, стариков, что Пушкина любила, ах, ласковая Машер, твою ж мать, печеньице ему в пакетике носила.

Ты! Слышишь! Это – не – любовь!

А что, что, что это?!

А пустота. А – чтобы не скучно было.

Чтобы не так скучно было умирать.

Потому что умирать всегда скучно и пусто. И обманываешь себя. Создаешь себе такую обманку: вот я люблю, вот я ухаживаю, вот меня ждут, вот я ути-пути…

А на самом деле?!

Что, ну что, ну что на самом деле?!

Гляди прямо внутрь себя. Говори себе все прямо. Не лавируй. Не ври себе.

На самом деле – каждый одинок.

И каждый – будет умирать в одиночку.

А то, что люди на миг, на миг единый на земле бывают вместе – рядом – дышат в лица друг другу – это не любовь. Это просто мы так от ужаса одиночества спасаемся. На миг. На миг один.

И все?! Все так… страшно?!

Но я не хочу. Я не хочу так!

…но ведь так оно и есть. Это правда.

Нет! Это не правда! Есть последняя правда! Последняя – истина!

Истина, ну пожалуйста, ну милая, родная… где ты! Какая ты!

Откройся мне!

Боже, открой мне, открой…

Пошла ты на хрен, такая правда. Пошло ты, одиночество.