Ярмарка

Федя, Фединька, прости. Петюшка!.. Прости меня. Боженька, прости меня тоже. Простите меня. Я больше не буду. Родненькие мои. Вы же у меня есть. У меня-а-а-а… Есть любовь. Есть. Ну как же без любви. Без нее – ничего ведь не может быть… ничего… никто… и никогда… никогда… Я дура. Ну, дура я, что с меня возьмешь… Ду-у-ура-а-а-а… Старое базло, седая тетка, дворничиха-а-а-а… а-а-а-а… а-а-а-а-а…

Глава седьмая

«Въ царствование императора Павла входитъ въ моду дорогое изобретение французскаго кулинарнаго искусства, называемое roti a l'imperatrice. Рецептъ этого блюда заключается въ следующемъ: возьми лучшую мясистую оливку, вынь изъ нея косточку, и на место ея положи туда кусочекъ анчоуса. Затемъ начини оливками жаворонка, котораго, по надлежащемъ приготовлении, заключи въ жирную перепелку. Перепелку должно заключить въ куропатку, куропатку въ фазана, фазана въ каплуна и, наконецъ, каплуна въ поросенка. Поросенокъ, сжаренный до румянки на вертеле, даетъ блюдо, которое чрезъ смешение всехъ припасовъ по вкусу и запаху не имеетъ себе подобнаго. Величайшая драгоценность въ этомъ блюде – оливка, которая, находясь въ середине, напитывалась тончайшими соками окружавшихъ ея снадобий.

Иногда повара, для смеху или же на счастие, клали въ оливку не кусочекъ сочнаго анчоуса, а жемчужину. Тотъ, кто при трапезе находилъ въ блюде жемчужину, считался избраннымъ счастливцемъ…»

«Какъ ели встарину». Из книги очерков и рассказов «Старое житье», собранных М. И. Пыляевым, СПб, 1897

Вы когда-нибудь слышали о СЫРЕ ИЗ ОРЕХОВОГО МОЛОКА?!

СЫР ИЗ ОРЕХОВОГО МОЛОКА – любимое блюдо АГЛАИ СТАДНЮК!

Она удивляет нас ДНЕМ И НОЧЬЮ!

Она удивила нас тем, что оказалась ГЛАВНОЙ ГЕРОИНЕЙ скандальнейшего романа великого бразильца ДИЕГО ДЕ ФАЛЬИ «ШЛЮХА ИЗ САН-СЕБАСТЬЯНА»!

«Вы не боитесь, что вас теперь будут называть шлюхой?» – спросили мы ЗВЕЗДУ.

«Не боюсь! Все королевы – шлюхи, а все шлюхи – королевы!» – гордо ответила нам БЕСПОДОБНАЯ АГЛАЯ.

Что же королева предпочитает на завтрак?

Конечно же, СЫР ИЗ ОРЕХОВОГО МОЛОКА!

А ЕЩЕ ЧТО? Ведь это так интересно твоей верной свите, о королева!

«Еще? О, ЕЩЕ… ЕЩЕ И ЕЩЕ… молоко моих любимых молочных ЖЕРЕБЦОВ…»

ТЫ самая великая ШЛЮХА мира, Аглая. ЕЩЕ!

1

– Машер, ах, голубушка моя… Явилась!.. Машер, где ты была?!.. Ни Пети, ни тебя… Мы тут уж заволновались – не в больницу ли попала…

– Машенька, милашечка… Ну што ж ты, разве можно так стариков пугать…

Мария обнимала их обоих, старика Матвеева и Лиду. Ей казалось – она не должна их обнимать, потому что у нее руки грязные и вся она – грязная.

Лида стояла перед ней в ночной сорочке, дрожала, притискивала к высохшей груди костлявые руки. Старик Матвеев стоял в накинутом на плечи длинном халате; из-под халата торчали худые, бледно-желтые щиколотки. Когда-то он на коне, в сапогах со шпорами…

«Что ты все о коне да о коне его. Кости коня того давно уже в земле истлели. Да и сам Матвеев скоро в землю сойдет».

«Господи, зачем мы проходим сквозь время?»

– Ничего, – выдавила она, – ничего. Я же пришла. Ничего.

Обвела взглядом кладовку. Велосипедные спицы пробежались по глазам, замелькали.

Она ухватилась за Лиду, чтобы не упасть.

Старуха поддержала ее, прижала крепко, как мать прижала бы, к себе.

– Што, Машенька?.. Што?.. Плохо тебе?..

– Нет. Ничего. Где Петя? Он… приходил?

Старики переглянулись и затрясли головами оба, вместе.

– Нет, нет! Но… придет! Придет, конечно!.. Ты – не волнуйся только!..

– Ну вот, вам можно волноваться, а мне нельзя…

– Машер, а ты знаешь ли, душенька, что выборы – завтра?!..

– Што ты, старый, уже – сегодня…

– Ах, Лидусик, прости, да, уже – сегодня… Город как с ума сошел… Все кипит…

– Машечка, да ты что молчишь?.. Што стоишь-то, лапуся, раздевайся… Дай я сама тебя раздену…

За окнами, как белая каша, рисовая, разваристая, клокотал, кипел снег в черной кастрюле ледяной ночи.

Петра не было.

Старики сами приготовили ей поесть; Василий Гаврилович сам принес ей тарелку с едой в спаленку, а она лежала на кровати, не в силах была голову поднять.

Очень, очень болела голова.

«Лечение тоже денег стоит. А если – операция? Огромных денег. Нет, не думать. Не думать. Лучше – поесть».

– Спасибо, Василий Гаврилыч… Вкусно пахнет…

Старик Матвеев сел на край кровати и смотрел, как она ест.