Ярое око

— И лихих варягов[182] били, и хазар, и коварных печенегов, и прочую нечисть!

— Тише ты, Злат! Всё так, да только помнить нам след... Народ неведомый, лютый, числом немереным на Русь прёт. Идеть скоро, изъездом. Слышал же даве, каждый воин ихний до трёх сменных коней имееть... А у нас, шо греха таить, и двух-то не на всех наберёшь.

— Тем паче надо с честью встретить гостей незваных. Должно зараз разнести их в хвост и в гриву и прижечь навеки. Пусть сполна отведають морды татарские меча русского!

— Верно глаголешь, князь Василько! Молодца, Ростов!

— Да погодите вы горло драть, соколы! Не здравицы распеваем... — Фёдор Оглядчивый из «младших» смоленских князей взял слово, не поднимая от скатерти глаз. — Стоит ли сломя голову в пекло лезть? Не зная броду, не суйся в воду. Осмотреться надо. Котян сказывал, татары с левого степного берега Днепра вслед за ним пылят.

— Ну и что ж?!

— А то, что кони Чагониза не крылаты! Днепр не перелетят... а мы все паромы пожжём.

— А ежли перелетит саранча?

— Да и шо им паромы, коли броды на реке есть. Под пытками, под огнём татаре развяжуть языки колодникам... и айда молотить!

— Так ведь, один бес, сядут дух перевести, — возразил Фёдор, — тогда и поглядим, что Бог послал... Выждать след, как бы беды не случилось...

— Ты что ж, князь, за стенами предлагаешь нам отсидеться? — звеня кольчужным звеном, возмутился Мстислав Удалой.

— А может, то мудро, то правда?.. — с расстановкой и значением надавил Фёдор.

— Кривда! Верно кличут тебя Оглядчивый... Не о твоих ли молодцах гутарят: в драке семеро на одного лезти не боятся. Не в твоей ли волости к Рождеству телушку огурцом зарезали?

— Будет, Мстислав, раздор сеять! Кончай разбив-разброд!

— По делу глагол держи!

— А по делу... — Князь Галицкий, изломив собольи брови, говорил убеждённо и резко: — Защита воина — остриё его меча и борзый конь. Медлить нельзя! Татары валом идут сюда — тем лучше. Значит, нам уже ведом их путь. Их тьма? Славно! Значит, русским мечам, что выйдут в степь, придётся их много убивать.

Что толку сидеть за стенами? Тысячи воинов будут жрать баранов, а их ретивые боевые кони — исходить силою. Братья отважные, братья испытанные, законы наших предков просты и ясны: почитай Христа, люби жену свою, детей и защищай Родину. Так не забудем их! Победы рождаются в битвах! Мы должны выйти единой ратью в степь. И дать бой на равнине. Будем стойки, как наковальня, и сокрушительны, как молот кузнеца. Мы будем драться за Русь до последнего вздоха, покуда в жилах стучит кровь! И знайте, сию битву будут помнить в веках, как не предадут забвению её героев и её стяги!

— А ты не думаешь, Мстислав, что эту славу... держит за руку наша погибель?

— Так что с того?! Для чего ещё рождён воин? Русь стояла и до нас с вами. И стоять будет, ежли мы её защитим.

— Быть посему! — зычно раздалось со всех сторон.

— Примем их на остры мечи и секиры!

— Ты с нами, Удалой?

— А где ж мне быти, князья стольные? — со счастливой улыбкой откликнулся Мстислав. — Уж коли я говорю с вами, то буду с вами! Безумие — ждати ворога у ворот родных городов. К чему высокие стены, ежели за ними прячутся не жёны, дети и старики, а закованные в броню витязи?! Зачем тогда наш сбор в Киеве, зачем дружины, коли они не готовы броситься на врага по указанию твёрдой руки?

— Вот только чьей руки?! — закричали князья. — Кто голова?

— Кто станет набольший? Кто поведёт полки? Курск и Полоцк под десницей Киева не выступят.

С другой стороны ратно гремело:

— Пусть тогда знамёна[183] наши поведёт Мстислав Галицкий. Даром разве Удатным прозван? Верим — он принесёт удачу!..

...И снова до хрипоты, до раскалённых очей спорили между собою князья. Крик и шум в гриднице был подобен прибою. И не было сему гаму и хаосу края.

Сам Мстислав Удалой, большой охотник до наживы и славы, горячо напирал:

— Табор надо брать татарский! Перво-наперво к Лукоморью идти след! Захватив товарища языцы, обогатимся зело! Тогда не токмо князь с воеводой, но и простой нанцирник получит добычу добрую. Не зазря коней и ноги стомим...

Мысль сия — о походе к берегам Хазарского моря — многим грела душу: грабёж — дело верное, внакладе никто не будет...

Но вот беда: съезд князей южнорусских никак не мог избрать главу — воеводу для всех знамён.

...К радости иль беде, но тем же временем с дальних восточных застав киевских примчался с «тревогой» дозор.

Иван Чабрец, не вынимая из стремян сведённых судорогой ног, насилу доложил Белогриву:

— Воевода, защита наша... Беда! Неведомые полчища сплошной лавой движутся к Днепру... На Киев идёт враг, враг лютый, нечистый! Жгет дома и остроги... Не щадит младости детей и немощи старцев. Степь стонет: что-де отнял он отвагу у их воевод... Народ окраин молит — Отчизну нашу защитить!

— Кто оне?

— Никто о них толком не ведает, друже... Отколь идуть, шо за язык имеють и какой веры будуть. Одне их кличут татары, иные — таурмены, другие — ещё как... Бог один весть, кто суть и откель изидоша оне.