Ярое око

— У нас довольно щитов и мечей, чтобы дождаться подмоги. Нам эту ночь подождать да день продержаться. Ежли отступим — грош цена будет пролитой крови. Кто вспомнит о наших потерях? У победы много отцов, пораженье же — всегда сирота.

— Ты не дослушал, брат! — Василько вспыхнул, схватившись за рукоять меча.

— А ты не гори дюже! Не гори, брат! Руку-то... убери с меча от греха. Слушаю тебя.

— Второй гонец загнал коня с юга! — Князь Ростовский великим усилием воли оторвал пальцы от рукояти. — Клянётся, что и там темно от разъездов языцев.

— Ну что ж... пусть и эти приходят. Мы всех ждём до кучи. Всем рады.

— Окстись, Удалой! Татары могут отрезать нам путь ко Днепру! А ежли случится...

— Что «случится»? Тьфу, язви-то вас!.. Уж от кого не ожидал подножек... так от тебя, Данила Романович. Да и пошто нам пятиться, как ракам? — Безрассудная, слепящая гордыня вдруг густо обволокла Мстислава. — Пущай иные князья нас догоняют! Силища-то какая за нами прёт! Без севера — Русь!

— То правда! Как правда и то, что не жалуют нас «иные» князья и вряд ли поспешат на выручку. В особицу к тебе...

— Кха! Добре... Дождались! — Глаза галицкого князя полыхнули гневом; у него всё дрожало внутри. — Ишь ты, как много судей-то развелось, як собак нерезаных! А пущай оне сами под мечи поганых сгуляют. М-да, похоже, пробил час волков... Треснули щиты братства Киевского стола. Ужли и родич мой Мстислав Романович отречётся от меня? Верно сказывал Любомир: «Родовой союз держится крепко, покуда родичи живуть миром...» Но моя-то рука на вероломство не дрогнет!..

— Опомнись, князь Мстислав!

— Что «Мстислав»?

— Брат ведь он тебе кровный!

— Вот именно, брат! Да только где его хвалёная дружина? Брат... Да хоть бы и кровный — невелика честь. По крови и зверь в родстве. По духу — токмо человек. У меня с этим сучьим семенем свой расчёт... Други! — Мстислав слепо посмотрел на собравшихся, рванул на горле косой ворот, задыхаясь, спросил: — Ужли сие — закат Святой Руси... а с Востока и впрямь грядёт гибельная Тьма?

Князья молчали. Нем был и Мстислав; ходил по шатру, как зверь в клетке, морщил лоб, кусал губы — сдерживал рвавшееся на волю убийственное слово... Выходил, сбил пламя гнева; раздумчиво покашляв в кулак, выдохнул:

— Не верю. Неужто все князья наши... без меча голов лишились?.. Ох, нечисто тут... Демоны... змеи... Однако всяк мураш своей тропкой бежит. Всяка мышь в свою щель сухарь тащит. Могёть, и правы вы, братья. Господи, вот она... гроза без дождя. Зима без снега. Ну, да чёрт с ыми! — Под русыми усами его кипенно сверкнули зубы. — Не было их с нами... и не надо. Будут ещё под ногами путаться... сами управимся. Господь не выдаст, свинья не съест. Как там хан Ярун? — Мстислав мазнул взглядом Волынского князя.

— Раны зализывает. Мечи точит к завтрему.

— Добре. Ты-то хоть не ждёшь моей гибели, зять мой Данила Романович? — напряжённо усмехнулся Удалой. — Не поворотишь к Днепру коней?

— Будь спокоен. Не отступлюсь в трудный час.

— Вот!.. Жданный ответ... Любо! Прости, Василько, что перебил, нуть, и?..

— Имеется ещё донесение. — Князь Ростовский повернул к Мстиславу покрытое бурым загаром лицо.

— Глаголь.

— Отряды языцев рыщут и севернее по Днепру.

— Там их ждёт смерть от мечей моего тестя. — В синих глазах Удалого сверкнули искры злорадства. — Хан Котян туго знает своё дело. У него свои кровные счёты с погаными.

— Боюсь, половцам сие не по зубам, — уверенно, без тени стеснения молвил Василько. — Сам знаешь, брат: татары стремительны, как удар молнии, неуловимы, как ночные тени.

— А ты не бойся, Василько Константинович. Возляг упованьем на провидение Божье... Стой, как ныне стоял, — насмерть! Честь и хвала твоему мечу!

Мстислав искренне ожидал улыбки или хоть бодрого словца от пылкого князя. Но ростовчанин словно хранил обет молчания.

— Отчего же ты нем, як камень? — не удержался Мстислав, в морщинах глаз его притаилась тревога. Но, видя в сдержанном молчании князя Василько не тайный умысел, не спесь и упрямство, а благородство, достоинство и душевный надрыв, зашёл с другой стороны. — Призываю тебя... и твоих витязей расправить орлиные крылья! Не верь, брат, что удача покинула нас. Да и что такое — удача?.. — лихорадочно сверкая очами, горячо зачастил князь. — Разве она может оставить смелого? Не-е-ет! Нельзя убегать от счастья! То грех великий. Надо гнаться за своим счастьем, хватать его за огненную гриву и струнить его под своё седло! Вот как добиваются своего счастья!.. И только безумцы иль трусы отступятся от него.

— Ты можешь считать меня безумцем, а быть может, трусом, — врезался в разговор Василько, — да только сие не так, брат... Мне ясно одно: ты всегда был и останешься неистовым Мечом! Но знай: даже всей кровью своей дружины и своей беспримерной храбростью тебе в особицу не сокрушить татар. Давай отступим! Объединимся с нашими, покуда не поздно! Остановись, не по себе дело делаешь.