Ярополк

– Арий – значит благородный. Хозяин колесниц. Наследник сокровенного знания.

– Скифом быть хуже? – упавшим голосом спросил Баян.

Благомир засмеялся.

– Молодец, Баян. Никому не уступай имени дедовского. Ты – скиф, повелитель просторов. Земля скифов от великого Восточного моря и моря Индийского до Истра, от страны вечного снега, от Рипейских гор до самого Нила египетского. Се – Скифия! Но никогда не гордись попусту. Скифы не хвастали первородством перед другими народами. Зело древние, а называли себя – молодым племенем.

– Как же мы стали русскими?

– Промыслом Сварога. Скифы – не муравьи, в муравейники не сбивались. Родит отец трех сыновей, вот и три племени. Один в лесах живет, другой в степи, третий морем кормится. Кровь одна, а века прошумят крыльями, встретятся правнуки единого прадеда да и не поймут друг друга. Один говорит: се – солнце, а другой говорит: се – офтоб, се – шамс, гюн. Один говорит: се – небо, а другой: се – тенгри.

Замолчал Благомир. Баян пождал, пождал, что еще скажет, и услышал покойное дыхание: уснул.

Лег и Баян.

Явор огромный, в иной роще нет столько листьев, как на этом яворе, но ни единый листок не шелохнулся, оберегая сон старого и малого.

Утром в лесу они встретили олениху с двумя оленятами. Олениха поклонилась волхву, а резвые детки ее подбежали к Благомиру.

– Погладь олешек, – сказал волхв ученику.

Баян погладил, почесал одному и другому шейку:

олени, лошади, коровы любят такую ласку.

– Знакомая моя, – сказал волхв об оленихе. – Было время, набирался я силы в лесу. Нашел олешка еле живого: ногу сломал. Вот тебе и урок: на доброе зверь памятлив. Но и другое знай: человек за самый щедрый твой дар, за верную службу, даже за спасение от гибели может отплатить черной неблагодарностью. Но не сделаешь добра, отвернешься от страждущего – сам станешь черным. Нет у доброго человека выбора. Твори добро, не ожидая ни похвалы, ни награды.

– Не зазорно ли ждать злое? – спросил Баян.

– Твори добро без оглядки.

Вошли в розовое, в пылающее озеро кипрея. Возликовало сердце Баяна. Маму вспомнил, ласку пламени в ладонях. Ярополк встал перед глазами. Мелькнула, как ядовитая змея, быстрая мысль: «Не предал ли семейной тайны я, недостойный, показав диво кипрея княжичу?»

– Вот и выбрались! – воскликнул в то же мгновение Благомир, выходя из кипрея на простор.

И увидел Баян – они на той самой горе, куда приводила его матушка.

Кинулся глазами по голубым далям, ища свою родную весь.

Волхв, обняв его за плечи, сказал тихонько, ласково:

– Потерпи. Разлука наполнит твое сердце – любовью. Без любви слова неживые, как прошлогодние листья. Потерпи – ради вещего всемогущего слова.

Они пошли с горы в другую сторону, и Баян ни разу не оглянулся. Трепетало сердце, билось в тоске, как бьет птица крыльями над выпавшим из гнезда птенцом, – не оглянулся.

Они шли лугом, по синим да по голубым цветам. Спустились в пойму. Здесь трава была скошена, и люди вдали копошились муравьишками: ставили огромный стог. На небо надвигалась из-за реки лохматая, как бродячий пес, туча.

– Не успеют! – ахнул Баян, прибавляя шагу: вспомнилось, как дома спасали от дождя высохшее сено.

Волхв тоже прибавил шагу. Стало видно: люди мечутся неистово, но гром уже погромыхивал.

– Не успеют! – простонал Баян.

– А мы с тобой на что? – волхв грозно сдвинул седые брови и сам сделался тучею.

Ударил посохом оземь, вскинул руки к небу, одежда на нем заплескалась, словно его объял сильный ветер.

– Гей, орлица! – закричал волхв зычным голосом. – Твое гнездо не здесь! Лети туда, где птенцы ждут тебя не дождутся. Дождь-косохлест – ты нынче не про нас. Стой, говорю! Не то пресветлый ярый Дажбог иссушит тебя досуха.

Туча будто споткнулась о преграду, на дыбы взмыла, громоздя облако на облако. И покатилась вся эта громада краем неба. Было видно: стеной дождь стоит, да река ему, как застава неодолимая.

– Ступай! Ступай! – ласково говорил волхв туче. – На молодых пролейся. Молодым дождичек – на счастье.

Люди глядели то на тучу, то на волхва с отроком. И когда путники подошли к незавершенному стогу, все дружно поклонились своему заступнику.

«А ведь когда мы шли под дождем, Благомир и не подумал развеять тучи», – вспомнилось Баяну.

– Завершайте стог, потом поговорим, – сказал Благомир людям, – а нам водицы дайте попить.

– Квасу откушайте! – поклонились женщины.

Квас был с анисом, крепкий. В нос ударял.

– Хорош? – спрашивали женщины, улыбаясь отроку.

– Хорош.

Вдруг раздался пронзительный истошный крик.

– Зорюшка никак не разродится, – заохали женщины. – С утра кричит. И работать не работала.

– Пошли поможем, коль по силам будет, – сказал Благомир Баяну.

– Ему-то, дитю, зачем на такое глядеть? – изумились и даже испугались женщины.

– Се – мой ученик, будущий помощник ваш. Для волхвов – нет ничего в человеке тайного, нет и стыдного.

Зорюшка была бледна, как первый снег, до голубизны. Благомир осмотрел роженицу, ощупал плод. Достал из котомки снадобья, дал Баяну смешать три лекарства в серебряной ступке. Напоил болезную. Вздохнув, шепнул Баяну:

– Делать нечего, надо тучу назад звать.