Читаем Ярослав Домбровский полностью

Во время своих поездок по городу Домбровский не мог не замечать тех изменений, которые произошли во внешнем облике Парижа после 18 марта. Вот как описаны эти изменения Марксом: «Коммуна изумительно преобразила Париж! Распутный Париж Второй империя исчез. Столица Франции перестала быть сборным пунктом для британских лендлордов, ирландских абсентистов[44], американских экс-рабовладельцев и выскочек, русских экс-крепостей ков и валашских бояр. В морге — ни одного трупа; нет ночных грабежей, почти ни одной кражи […]. Улицы Парижа впервые стали безопасными, хотя на них не было ни одного полицейского […]. Кокотки последовали за своими покровителями, за этими обратившимися в бегство столпами семьи, религии и, главное, собственности. Вместо них на передний плац […] выступили истинные парижанки, такие же героические, благородные и самоотверженные, как женщины классической древности. Трудящийся, мыслящий, борющийся, истекающий кровью, но сияющий вдохновенным сознанием своей исторической инициативы Париж почти забыл о людоедах, стоявших перед его стенами, с энтузиазмом отдавшись строительству нового общества!»

Об обстановке, в которой приходилось работать Домбровскому, можно судить по некоторым эпизодам, воспроизведенным в воспоминаниях его адъютанта Рожаловского. По его описанию, штаб Домбровского в Нейи занимая одну комнату (все остальное предназначенное для штаба здание генерал отдал под госпиталь). Впрочем, обычно а в единственной этой комнате почти никого не было, так как большую часть времени все проводили на передних линиях среди солдат. К обеду, начинавшемуся в определенный час, собиралось иногда до двадцати офицеров. Сервировали стол остатками посуды, позаимствованной у аристократа, которому принадлежал дом. А еда была самая бедная: яйца, хлеб, сыр; даже столь привычной для французов бутылки вина к обеду Рожаловский, по его словам, ни разу не получал.

Ели деловито и быстро, затем снова расходились. Ночью также редко собирались вместе, и большинство постелей, в том числе и постель Домбровского, чаще всего пустовали. Однажды, вернувшись после полуночи, адъютант застал в штабе Домбровского. Он одетым лежал на своем сеннике и разговаривал с Потапенко, молодым русским революционером, участвовавшим в боях на стороне Коммуны.

Больше всего времени проводил в помещении штаба старший адъютант Домбровского (сначала эту должность занимал француз Тирар, а после его смерти — поляк Рожаловский). Помещение вовсе не было безопасным местом — туда долетали не только снаряды, но и пули версальцев. Несмотря на это, вспоминает Рожаловский, Тирар непрерывно работал со своими бумагами и схемами. Однажды осколок попал к нему на стол, разбил чернильницу, и чернила залили чуть не всю «канцелярию» штаба. Схватив еще горячий кусок металла, Тирар с чисто французской экспансивностью бросил его на землю и закричал: «Черт возьми! Никогда не удастся спокойно поработать, вечно что-нибудь да помешает!» «Домбровский, — вспоминает Рожаловский о Тираре, — очень его любил и давал это понять при каждой возможности».

Как-то в своем штабе в Нейи Домбровский принимал двух или трех корреспондентов крупной американской газеты, специально пробравшихся туда для встречи с прославленным генералом Коммуны. Домбровский держался с ними свободно и с большим достоинством. Та часть беседы, которую слышал Рожаловский, была посвящена главным образом вопросу о возможностях и специфике народной войны. Смысл высказываний Домбровского сводился к тем выводам, которые были сделаны им еще в «Критическом очерке войны 1866 года». Народ, говорил Домбровский, может победить в революционной войне, ибо дело не только в материальных, но и в моральных факторах.

Ни в штабе, ни за пределами своей резиденции Домбровский никогда не становился в позу начальника, свысока наблюдавшего за действиями подчиненных. Восстановление одной из совершенно разрушенных огнем противника баррикад, рассказывает Рожаловский, было поручено вновь прибывшему артиллерийскому офицеру — поляку Волькерту. Тот при дневном свете заготовил в укрытиях все необходимые материалы, чтобы с наступлением темноты выполнить задачу как можно быстрее. Когда стемнело, Домбровский пришел посмотреть, как идет это важное дело. Восстановление баррикады шло довольно быстро, но Волькерт пожаловался на нехватку солдат. Тогда Домбровский воскликнул: «Да ведь нас здесь пять или шесть офицеров, беремся сейчас же за работу!» Он первым показал пример; остальные офицеры последовали за ним, усталые солдаты подбодрились. К полуночи баррикада была восстановлена, и на ней установили три орудия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное