Ярослав Мудрый

— Всяко прикидывал, но до самого хитроумного пока не дошел.

— Тогда меня слушай и набирайся мудрости. Доживешь до моих лет, и у тебя умишка прибавится… Деряба должен пойти в поход.

— А кто ж тогда полюбовницей займется? — недоуменно вскинул сросшиеся брови сотник.

— Деряба. Не я ль тебя сказываю, что мудрость приходит со старостью. Где просто, тут ангелов со сто, а где мудрено, тут нет ни одного. Внимай, сотник…

* * *

Весть о гибели дружины князя Ярослава потрясла вече. Ростовцы в кой раз расспрашивали Дерябу, но тот ничего нового добавить уже не мог, каждый раз повторяя одно и тоже.

На помост, сооруженный неподалеку от храма, поднялся бывший кузнец, а ныне тысяцкий Будан.

— Не чаяли мы такого горя, ростовцы. Нравен был нам князь Ярослав. Строг, но справедлив, обид не чинил, и дружина его никогда ростовцев не притесняла. В добром согласии мы жили с Ярославом. Одного не могу умыслить — как же князь так мог оступиться? В голове не умещается. Но как не скорби о павших, их уже не вернешь. И другое худо. Ныне надо ждать непрошеных гостей. Булгары, одолев Ярослава, в покое Ростов не оставят.

Горожане закричали:

— Встанем от мала до велика, Будан Семеныч!

— Защитим крепость! Защитим наших матерей, жен и детей!

— День и ночь будем оружье ковать!

Будан поклонился народу и вновь заговорил:

— Добро, что не оробели. Спасибо вам, братцы. И всё же мекаю, что маловато нас, надо бы войско множить. Послушаем боярина Озарку, что за Ярослава остался.

— Беду нашу ничем не измерить, но тысяцкий прав. Надо о завтрашнем дне думать. Сегодня я уже послал гонца к великому князю, дабы сообщить ему о гибели сына, и дабы немешкотно прислал в Ростов нового князя с дружиной.

— Дело говоришь! — закричал боярин Колыван. — Сироты мы без князя Ярослава!

— Сироты! — вторил боярину сотник Горчак. — Не могу слез сдержать. Никогда такого умного и доброго князя нам не видать. Неслыханное горе, ростовцы!

А Озарка продолжал:

— Но до Киева не малый крюк. Пока новая дружина придет, булгары могут под стенами Ростова оказаться. Надо заново охочих людей кликнуть. По всем селам и деревеньками вестовых послать. Думаю, что мужики отзовутся. Коль булгары навалятся, никого не пощадят. Ни жен, ни детей!

— Немедля звать мужиков! — вновь заорал на всю Торговую площадь Колыван…

Глава 25 РАДМИРА

Тихомир напрягся, как пружина, и пристально впился своими зеленоватыми, вспыхнувшими глазами на разъяренного зверя. Голодная медведица, со страшным ревом поднявшаяся на задние лапы, двинулась, было, на человека и вдруг… остановилась, а затем и вовсе отошла в угол клетки.

Сиворг глазам своим не поверил: впервые священная медведица не захотела принять жертву. Что с ней случилось?

— Может, она сыта? — спросил, стоявший у пещеры Урак?

Сиворг глянул на него с открытым пренебрежением.

— Ты совсем не знаешь, Урак, наших обычаев. Прежде, чем принести в жертву человека, мы не кормим медведицу целых три дня, даем ей лишь воду. Она должна была разодрать Тихомира на куски.

Вокруг пещеры сгрудились все жрецы племени. Они были в явном замешательстве и не знали, как теперь поступить.

— Потычьте ее копьями. Разозлите медведицу! — отдал приказ Сиворг.

Но медведица лишь глухо урчала и не приходила в ярость.

Сиворга охватила злость.

— Довольно! Медведица сама знает, когда ей принять жертву. Ступайте прочь!

Вечером к клетке пришел служитель священной медведицы с большой бадьей воды. Он хмуро посмотрел на узника и проворчал:

— Отойди в дальний угол.

Тихомир отошел, а служитель, сторожко поглядывая на покойно лежавшую медведицу, принялся отпирать огромный замок, а затем отодвигать пудовый засов на двери, забранной толстенной решеткой, кою не мог даже одолеть зверь.

И вновь Тихомиру пришлось напрячь всю свою чудодейственную волю, способную повелевать человеком.

«Забудь про засов. Забудь про засов…»

У служителя, кой поставил бадью, почему-то вдруг закружилась голова. Он на какой-то миг ухватился обеими руками за решетку, а затем медленно повернулся и всё так же медленно, покачиваясь всем телом, направился к селищу.

— Прощай, добрая медведица, — молвил Тихомир и, задвинув засов, поспешил в лесные пущи.

Через две-три версты он встал на колени среди малой, залитой серебряной росой полянки, поднял руки к звездам и принялся молиться богам. Молился долго и усердно. Бледно-зеленый, дремотный лунный свет озарял его продолговатое, утомленное, сосредоточенное лицо.

Затем ночное светило завалилось за косматые вершины деревьев, и в лесу стало темно, зато звезды замерцали еще ярче, как бы ласково говоря молящемуся: мы слышим тебя и поможем преодолеть все невзгоды.

После истовых молитв, Тихомир почувствовал, как у него сильно разболелась голова. Он знал, отчего это произошло. Еще покойный дед Марей говорил:

— Боги наделили тебя чудотворным внушением на людей и зверей. Ты на какое-то время можешь подавлять их волю, но применяй дар богов лишь в редчайших случаях, иначе после каждого внушения ты получишь сильные головные боли. Постарайся как можно быстрее их снять.

— И как же снимать, дедушка?