Ярослав Мудрый

Еще одно качество «конунга Ярицейва», отмеченное авторами саг, - чрезмерная скупость, даже жадность. Здесь, впрочем, надо сделать одно отступление. Отношение к богатству, прежде всего к золоту и серебру, в те времена существенно отличалось от нынешнего. Князь обязан был щедро одаривать свою дружину, делиться с нею своими богатствами. Такое одаривание имело не столько практический, сколько обрядовый, ритуальный характер. Так было и на Руси в эпоху первых киевских князей, так было и в Скандинавии в эпоху викингов: получая дары от вождя, его сподвижники и соратники получали таким образом частицу его военной удачи, в конечном счете и его масти; это дарение явственно ставило их на определенную ступень социальной лестницы, обозначало их принадлежность к кругу людей, лично связанных с князем и сопричастных ему24 Поэтому скудость должна была князя скандинавским сказителям не просто отрицательной, позорной чертой характера, но качеством, недостойным князя, подрывающим самые основы его масти. Однако сегодня мы можем взглянуть на это несколько по-другому. В эпоху Ярослава отношения между князем и дружиной существенно меняются. Сакральное понимание обряда дарения как выражения связи между дарителем и получателем дара уступает место отношениям иного рода - экономическим и собственно социальным, отношениям прямой зависимости и подчинения дружинника своему князю. Так что чрезмерная скупость Ярослава может быть понята нами и как свидетельство определенного высвобождения князя из обременяющих его пут вековых обычаев и традиций.

Конечно, мы не найдем в сагах объективной или полной характеристики Ярослава. Саги - источник сложный для изучения, представляющий собой не отчет о каких-либо реальных событиях, но их эпическое изложение, в котором реальное переплетается с выдуманным, а герои, как правило, действуют так, как должен действовать идеальный герой в тех или иных обстоятельствах. Саги изображают русского князя в его взаимоотношениях со скандинавами, которым авторы саг, безусловно, благоволят. И поэтому, подчеркивают достоинства своих главных героев, норвежских конунгов, саги неизбежно оттеняют не самые примечательные черты в характере «конунга Гардов», то есть Ярослава. И все же его изображение в сагах исключительно ценно для нас, поскольку, пускай и с оговорками, сделанными выше, русский князь предстает здесь во многом именно таким, каким запомнился он своим современникам-иноземцам.

Немногое мы знаем о личной жизни Ярослава той поры. Ко времени новгородского княжения он уже был женат. Русские источники ничего не сообщают о его первом браке, хотя кажется совершенно очевидным, что к тридцати годам князь не мог не обзавестись супругой.

Единственное упоминание о первой жене князя содержится в «Хронике» немца Титмара Мерзебургского, современника Владимира и Ярослава (он умер в декабре 1018 года): рассказывая о вступлении в Киев войск польского князя Болеслава Храброго летом 1018 года, Титмар отмечает, что в плен к Болеславу в числе прочих попала и жена князя Ярослава Владимировича25 Но кем была эта женщина и когда именно Ярослав женился на ней, неизвестно26 Поздняя русская традиция, казалось бы, позволяет назвать ее имя - Анна: так, по свидетельству новгородских источников X-XII веков, звали жену князя Ярослава, гробница которой и по сей день покоится в Новгородском Софийском соборе рядом с гробницей сына Ярослава новгородского князя Владимира. В 1439 году архиепископ Новгородский Евфимий II обновил обе гробницы, установив церковное почитание блаженного князя Владимира и «матери его Анны»27 Но это отождествление, принадлежащее церковным властям X века, сегодня не может считаться основательным. Известно, что матерью Владимира Ярославича была вторая жена Ярослава - дочь шведского конунга Олава Шётконунга Ингигерд, получившая при крещении имя Ирина и умерла в 1050 году. По всей вероятности, она похоронена в Киеве, а не в Новгороде28, и у во всяком случае ей не может принадлежать новгородское захоронение29. Впрочем, о судьбе первой жены князя Ярослава Владимировича нам еще предстоит говорить на страницах книги.