Ярослав Мудрый

Так, юный возраст Бориса и особенно Глеба, кается, представляет собой именно такое агиографическое преувеличение. Церковь прославляет Бориса и Глеба в том числе и за их непротивление старшему брату Святополку. Отсюда, вероятно, проистекают эпическое старейшинство Святополка и эпическая же юность святых страстотерпцев. Об их истинном возрасте мы, к сожалению, ничего не знаем. Матерью святых братьев летопись называет некую «болгарыню». Вероятно, можно предположить, что та оказалась в гареме князя Владимира после заключения мира с волжскими болгарами в 985 году. («Болгарами» на Руси одинаково называли и волжских, и дунайских болгар.) Следовательно, родились Борис и Глеб не ранее 986 года. По-видимому, это произошло еще до Крещения Руси, а значит, ко времени смерти Владимира (1015 год) братьям было не менее двадцати семи лет43 Опять же условно мы можем предположить, что около 1010 года Борис был отправлен отцом в Ростов, а Глеб, вероятно, несколько позже44, - в Муром. Еще прежде своего поставления на самостоятельное княжение Борис обзавелся супругой (это обстоятельство, кстати, никак не помогает определить его возраст). Детей он, кажется, так и не заимел; во всяком случае, в источниках не содержится никаких намеков на их существование.

Итак, мы не знаем причин, которыми руководствовался Владимир, приближая к себе Бориса. Но существуют ли вообще вразумительные объяснения поступкам такого рода? Всегда ли мы в состоянии объяснить предпочтение, которое оказывают родители тому или иному своему ребенку? Видимо, Борис оказался ближе Владимиру - может быть, по каким-то своим душевным качествам, может быть, по складу характера. Раз Владимир доверил сыну свое войско, то, значит, был уверен и в его способности повести за собой дружину. В общем, нет смысла гадать; в данном случае нам приходится принимать события такими, какими они предстают перед нами в свидетельствах источников.

Что же касается Ярослава, то полученное им из Киева известие о заточении одного из его братьев и внезапном возвышении другого не могло не взбудоражить его. Если мы правильно определяем хронологию или, по крайней мере, очередность происходивших событий, то именно этим отчасти можем объяснить тот шаг, на который, согласно летописи, новгородский князь решился в 1014 году. А шаг этот оказался не просто неожиданным, но, можно сказать, беспрецедентным, во всяком случае по меркам древней Руси.

«Ярослав же был в Новгороде, - рассказывает «Повесть временных лет», - и, по уроку, давал в Киев две тысячи (дружинникам. - А. К). И так давали все посадники гривен из года в год, а тысячу раздавал в Новгороде гридям новгородские, а Ярослав не стал давать сего в Киев, отцу своему».

Отказ от уплаты «урока» (оговоренной дани) был прямым вызовом Киеву и означал отверждение Ярославом отцовской власти над собой и власти Киева над Новгородом. Именно так воспринял происшедшее киевский князь: «И сказал Владимир: "Теребите пути и мостите мосты", ибо хотел на Ярослава идти, на сына своего, но разболелся»45.

Так Русь оказалась перед угрозой новой войны - на этот раз не просто междоусобной войны между братьями, но войны отца с сыном. Пожалуй, это случилось впервые в истории Руси, хотя мировая история знает немало примеров такого рода. Ярославу пришлось переступить через вековые традиции и обычаи, нарушить устоявшиеся законы. Если его сводный брат Святополк действовал тайно, исподтишка, организуя заговор против приемного отца, то Ярослав бросил отцу вызов открыто. Для этого у него имелись некоторые основания - Новгород, в котором он правил, был отделен от Киева труднопроходимыми лесами и болотами, и ему, во всяком случае, не грозила немедленная расправа, подобная той, что Владимир учинил над Святополком. Новгород был сильнее и в экономическом, и в политическом отношении. Сама история этого города неоспоримо доказывала возможность его существования вне границ Киевского государства. Бросая вызов отцу, Ярослав, несомненно, опирался на экономический потенциал Новгорода, а также на единодушную поддержку новгородцев, для которых ежегодная выплата в Киев двух тысяч гривен была тяжелым и унизительным бременем. К тому же после объявления Владимиром войны у него имелось довольно времени для принятия ответных мер - ибо на расчистку путей и наведение мостов и переправ, конечно, должен был уйти не один месяц. Все, что мы знаем о Ярославе, говорит о том, что он действовал хладнокровно, продуманно, учитывая возможные последствия каждого своего шага.

О главном таком шаге, предпринятом им в ответ на угрозы отца, летописец сообщает уже под 1015 годом, в следующей летописной статье, начало которой, впрочем, дублирует предыдущую летописную запись: «Хотел Владимир идти на Ярослава; Ярослав же, послав за море, привел варягов, боясь отца своего…» 46