Ярослав Мудрый

Ярослав в точности повторял действия самого Владимира, которые тот, будучи новгородским князем, предпринял за тридцать семь лет до этого, во время войны со своим братом Ярополком: тогда Владимир тоже обратился за помощью к варягам, с которыми Новгород связывали постоянные прочные договорные отношения, и привел в город сильную варяжскую дружину. И теперь наемники-скандинавы с готовностью отозвались на призыв его сына: датчане, шведы, норвежцы, исландцы, а также, вероятно, выходцы с южного побережья Батики поспешили на зов Ярослава, рассчитывая на поживу, которая ожидала их в случае успеха. Новгородцы, по-видимому, готовы были терпеть их присутствие в городе, как готовы были и сами сражаться под знаменами своего князя против ненавистных им киевлян.

Судя по тому, что в летописи рассказ о противоборстве Владимира и Ярослава читается в двух смежных летописных статьях, события разворачивались на рубеже 1014-1015 годов. Год в древней Руси начинался в марте; следовательно, в действительности речь идет о зимних месяцах и начале весны 1015 года. Ярослав, по-видимому, несколько поспеши: в т пору войну начинали летом или, самое раннее, в конце весны; наемники же прибыли в Новгород заранее и потому обречены были на вынужденное бездействие. Как известно, это редко идет на пользу воюющей стороне.

Минули май, а затем и первая половина июня. Владимир так и не начал военных действий. Он был уже стар, во всяком случае по меркам своего века; к старости приспели и болезни. Одна из них, в конце концов скосившая князя, помешала ему выступить в поход против непокорного сына. По некоторым сведениям, Владимир намеревался направить в Новгород против Ярослава своего любимца Бориса и именно с этой целью поручил ему дружину. Польский хронист Ян Длугош, живший в X веке и пользовавшийся в работе над своей «Хроникой» ранними и, возможно, не дошедшими до нас русскими летописями, вообще сообщает о том, что столкновение между Киевом и Новгородом все-таки состоялось: Ярослав будто бы собрал войско из варягов и печенегов (!) и подступил к Киеву, но затем, уже после смерти отца (умершего от огорчения, причиненного ему сыном), был разбит киевлянами, причем киевские войска возглавляли Борис и… Святополк47 Но это свидетельство едва ли можно признать достоверным. Скорее всего, Длугош смешивает события, которые происходили до и после смерти Владимира. И киевские, и новгородские источники согласно свидетельствуют о том, что до войны между Ярославом и Владимиром дело тогда так и не дошло. Что же касается Святополка, то в сложившихся обстоятельствах он скорее являлся союзником, а не противником новгородского князя. Оба они в равной степени выступали против отца и особенно против Бориса, посягнувшего на их права наследников отцовской власти. Права, какими-либо сведениями об их контактах друг с другом мы не располагаем.

В самом конце весны или в первых числах июня 1015 года Киев постигла еще одна напасть - очередное нашествие печенегов. «Владимир находился в великой печали, оттого что не мог сам выйти против них, - рассказывает неизвестный автор «Сказания о Борисе и Глебе» - еще одного житийного произведения, посвященного святым братьям. - И…призвав Бориса… предал в руки ему множество воинов»48. Наверное, это была та самая рать, которую Владимир готовил к войне с Ярославом. Переправившись через Днепр, Борис с воинами двинулся в сторону Печенежского поля, навстречу врагам.

Было ли то обычное нашествие кочевников, привыкших грабить богатые земли Руси? Или действия печенегов кто-то умело направил извне? Последнее предположение отнюдь не кажется досужей выдумкой: ведь мы уже знаем, что печенеги являлись союзниками польского князя Болеслава - того самого, чьи дочь и зять год с лишним томились в темнице князя Владимира. Месть Болеслава киевскому князю, о которой сообщает Титмар Мерзебугский, как раз и могла выразиться в натравливании кочевников на Русь. Но нашествие печенегов оказалось на руку даже не столько Святополку, сколько Ярославу, который избавился таким образом о войны с собственным отцом. Разумеется, у нас нет оснований предполагать, что и он приложил руку к печенежскому набегу. Но зато лишний раз мы можем убедиться в объективном совпадении на тот момент интересов Ярослава, Святополка и Болеслава Польского.

Между тем печенеги, кается, и не собирались разорять Киев и другие русские города. Узнав о приближении княжеского войска, они вернулись обратно в степь, и Борису так и не пришлось сразиться с ними. Появление печенегов в русских пределах выглядит скорее демонстрацией силы. Похоже, что кочевники и в самом деле должны были отвлечь внимание киевского князя от иных, внутренних событий в Киевском государстве.