Ярослав Мудрый

Три месяца, то есть практически всю осень, противники простояли друг против друга: «И не смели ни эти [против] оных, ни оные [против] этих начати». В. Н. Татищев объясняет медлительность Ярослава и Святополка широким разливом Днепра, может быть, из-за хлынувших тогда осенних дожей: «…воды рати великой никоторой не смел Днепр перейти. Стояли противу друг другу до трех седмиц (недель; в летописях: «до трех месяцев». - А. К), биючеся помалу, переезжая чрез реку, доколе вода стала убывать»15. Однако промедление было связано отнюдь не только с трудностями переправы. Мелкие стычки и вылазки лишь обозначали активность сторон, в какой-то степени поддерживали боевой дух участников противостояния. Той же цели служили и обычные перед началом любого сражения взаимные насмешки и оскорбления. Ратники и воеводы разъезжали по берегу и похвались перед противником, стараясь побольнее унизить и высмеять его. Но все это, конечно, не могло решить исход войны. По-видимому, оба полководца всерьез опасались друг друга, а может быть, оба надеялись на развал противостоящей коалиции. Скандинавская «Прядь об Эймунде», в которой, вероятно, отразились припоминания о стоянии у Любеча16, донесла до нас явное недовольство скандинавских наемников медлительностью и осторожностью Ярослава.

«И сошлись они там, где большой лес у реки, и поставили шатры, так что река была посередине; разница по силам была между ними невелика. У Эймунда и всех норманнов были свои шатры; четыре ночи они сидели спокойно - ни те ни другие не готовились к бою». Обеспокоенные бездействием Эймун и Рагнар высказали свои соображения «конунгу Ярицлейву». «…Когда мы пришли сюда, - говорил Эймунд, - мне сначала казалось, что мало воинов в каждом шатре (у противника. - А. К) и стан только для виду устроен большой, а теперь уже не то - им приходится ставить еще шатры или жить снаружи, а у нас много войска разошлось домой по волостям, и не надежно оно, господин… Теперь все гораздо хуже, чем раньше было; сидя здесь, мы упустили победу из рук…» Эймунд предлагает военную хитрость: обход с тыла войск противника, и Ярослав, как и следовало ожидать, соглашается на это.

Как выясняется, скандинавы и новгородцы не вполне доверяли друг другу. Русские летописи подтверждают это наблюдение авторов саги. Видимо, трехмесячная проволочка не могла не сказаться на взаимоотношениях между новгородцами и варягами: и те и другие получили хорошую возможность вспомнить свои старые обиды. Возможно, именно на это и дела расчет хитроумный Святополк.

Между тем время приближалось к зиме. Вот-вот должен был встать лед на Днепре. Наверное, Святополк ожидал морозов, чтобы по льду замерзшей реки двинуться на новгородско-варяжскую дружину и смять ее. На его стороне было одно важное преимущество: военные действия проходили на подвластной ему территории, а значит, Святополк мог беспрепятственно пополнять свое войско людьми и, главное, припасами.

В русских летописях сохранились два ярких, но весьма отличающихся друг от друга описания Любечекой битвы. Одно из них принадлежит киевскому летописцу, автору «Повести временных лет», другое - новгородцу, составителю Новгородской Первой летописи17 Последний, как полагают, использовал киевский источник, но обогатил его красочными подробностями, основанными на воспоминаниях непосредственных участников сражения. Более поздние русские источники содержат дополнительные подробности про исходившего.

Среди воевод Святополка, рассказывают летописи, находился престарелый воевода по имени Волчий Хвост (его имя в «Повести временных лет» отсутствует). Он был соратником князя Владимира Святославича еще в самом начале его княжения в Киеве и прославился громкой победой над радимичами в далеком 984 году: тогда, на реке Пищане, немногочисленный передовой отряд под его командованием наголову разгромил и обратил в бегство громадное раимичское войско. Понятно, что Святополк с подчеркнутым уважением должен был относиться к такому человеку: само присутствие его в рядах киевского войска как бы символизировало преемственность власти и поддержку нового киевского князя со стороны старейших киевских бояр и воевод. Возможно, Волчий Хвост номинально считался правой рукой Святополка, его главным воеводой. Но за тридцать с лишним лет, прошедших со времени пищанской победы, он, вероятно, уже утратил некоторые навыки руководства войском. Во всяком случае, летописцы с явным пренебрежением и даже насмешкой описывают его действия накануне битвы («старший», говорит о нем автор Тверского летописца, он и действовал «несмыслено» 18).