Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

Где уж тут из терема выйти? Дело дошло до того, что одного дворового, побывавшего на Бабьем торгу, едва не до смерти ослопьем [267]побили.

Додон Елизарыч и вовсе надолго слег. Никогда не вызывал лекаря, а тут довелось пить пользительные отвары и настойки. А когда полегчало, поднялся и пошел терем дозирать.

Святополк хоть и увез с собой казну, но дворец его стоил немереных денег. У великого князя Святослава Игоревича всё проще выглядело, а Владимир Святославич, когда сел на престол, ударился в роскошь. Вызвал из-за моря византийских умельцев и приказал:

— Сотворите такую отделку дворца, дабы царьградскому не уступал.

Мастера постарались: было бы из чего творить.

Владимир же не поскупился. Злато, серебро, мрамор, драгоценные ковры и ткани сыпались, как из рога изобилия. Сказочный получился дворец! Вот теперь ходи и приглядывай за челядью: не уворовали бы чего-нибудь.

А Святополк всё не возвращался и не возвращался. Извелся Додон Елизарыч! И вдруг, наконец-то, примчался гонец.

— Войско Святополка разбито. Сам же князь бежал к королю Болеславу!

Остолбенел Додон. Лицом побелел. То — жуткая беда, для него беда! Скоро вернется в Киев князь Ярослав, и первое, что он сделает — взашей вытолкает своего бывшего пестуна. Не сможет он простить уход Колывана из ростовской дружины. Конечно, любой дружинник волен уйти к новому князю, так издревле заведено, но он, Колыван, ушел таем, воровски, не предварив Ярослава.

Прощай звание первого боярина, прощай сказочный дворец, самая пора в свои хоромишки подаваться. Нечего пинка Ярослава ждать, лучше самому княжеский терем покинуть…

Ничего, можно и в своих покоях старость доживать. Ярослав не тронет. Экое дело, не простившись с князем, в Киев укатил. Других проступков у Колывана нет.

Ярослав никогда не помыслит, что его «дядька» приказал Березиню отравить. Кабы ведал, давно бы своих людишек к нему подослал.

Князь твердо уверовал, что его девка сама на себя руки наложила, и вычадка своего зельем напоила. А посему надо успокоиться, и теперь жить своим домом.

В тот же день Додон Елизарыч перебрался в свои хоромы, кои стояли подле владычного двора.

* * *

Когда истекла неделя, Колыван и вовсе повеселел: не до него теперь новому великому князю. Ныне в дворских кожемяка Могутка ходит. (До сей поры Колыван исходил злостью, когда вспоминал своего бывшего работника).

И вдруг… из княжеского терема прибыл посыльный Ярослава, сотник Васюта, кой в Ростове десятником ходил.

— Великий князь Ярослав Владимирыч кличет тебя, боярин, в терем.

Колыван похолодел.

— Аль, какая надобность во мне, сотник?

— Великий князь не был в отчем тереме много лет. Тебе, бывшему дворскому, надлежит отчет дать за дорогую посуду и утварь.

У Колывана отлегло от сердца. Из дворца ничего не могло пропасть: каждая вещь в особую книжицу записана.

Ярослав не стал приглашать боярина в свои покои, а встретил его на сенях, сидя в кресле. Ни ближних слуг, ни княжьих мужей в сенях не было, что несколько озадачило Колывана.

— Здрав будь, великий князь. С победой тебя! — радушно выдавил из себя Додон.

Ярослав ничего не ответил и даже не приподнялся из кресла. Глаза его были холодны. Он в упор смотрел на боярина, и всё больше мрачнее становилось его лицо, окаймленное густой, темно-русой, кудреватой бородой.

Колывана охватило недоброе предчувствие. Глаза его вильнули, не выдержав пристального взгляда князя.

— Как ты посмел, христопродавец, загубить жену мою и сына?

Колыван тотчас покрылся холодным потом, сердце его бешено застучало, как будто он изо всех сил взбегал с Подола на высоченную Гору. Блеклые морщинистые губы его задрожали.

— Навет… навет, великий князь, — тихим, прерывистом голосом выдавил из себя боярин. — Меня… меня оболгали.

— Лжешь. Правду сказывай!

— Правду, великий князь… Твоя жена сама отравное зелье приняла. О том каждый ростовец ведает. Сама.

— Не хочешь правду сказывать, пес, тогда я тебе скажу. Когда я ушел к волжским булгарам, ты повелел сотнику Горчаку отравить Березиню и Святослава. Горчак же нашел Дерябу из младшей дружины, кой пришел из охочих людей, и кой польстился на твои гривны. Ты послал сего отщепенца на одну из моих ладий и придумал для него хитроумный ход, дабы тот ненароком утонул, а затем, переждав некоторое время, вернулся в Ростов с черной вестью о моей погибели. Березиня… ты даже не можешь представить, пес, ее нечеловеческие страдания, и в самом деле помышляла покончить с собой. Но это было сказано вгорячах, и она одумалась. Но её слова пришлись убийцам кстати. Отщепенец Деряба исполнил твое повеление, отравив Березиню и чадо моё в беседке.

— Наве — ет! — закричал Колыван, и, весь бледный, трясущийся, упал на колени. — Ты всё выдумал, князь, выдумал!

— Не елозь по ковру, боярин. А кто ж Дерябу убил, дабы прикрыть злодеяние?

— Дерябу?.. Деряба в полунощные земли сбежал, — забывшись, не отдавая отчета своим словам, всё тем прерывистым, напуганным голосом высказал Колыван.