Ярослава. Ворожея (СИ)

Пласт за пластом, боль опаляла Ворожебника с такой силой, что терпеть больше не хватало мочи. И тогда Гай забыл, что он - чародей знатный, что живет в хоромах камнеградских, белым камнем да золотом сусальным отделанных. С драгоценной росписью стен...

Заревел, завыл подобно зверю раненному. И с ним, криком этим, боль стала понемногу утихать, пока не исчезла вовсе.

Сознание померкло, и вора рыжего охватила кромешная тьма. Она была густой и вязкой, а еще - тихой, словно бы оказался он глубоко на дне океана, под пластом воды мертвой. И ни зверь, ни птица, ни тем паче человек не могли потревожить его.

Стало быть, вот какой он, покой. Значит, где-то здесь мамка его и сестра, Цветана. Лежат рядом, уснув сном вечным под куполом тишины и мрака.

Отчего-то там, на капищах старых, он представлял покой другим. Думал, попадет к самому Симарглу в избу его. Попотчует старый бог гостя долгожданного, расспросит о жизни земной, о деяниях прежних. Укажет, в чем не прав тот был, да как искупить вину можно. По дурости душевной, не иначе, Гай особо верил: где-то там он сможет выкупить грехи, что Чародейка сотворить заставила.

Потом же хозяин снов и туманов сведет его в горницу, где родные, целый род, обитаются. Сидят за столом широким, ожидая гостя дорогого. Все ему рады. И он, стало быть, рад. А тут...

Память услужливо раскрасила ковер из воспоминаний, среди которых он, Гай, дурак дураком, позволил себе помыслить не о простой краже. А о воровстве у самого бога старого. И, значит, та тишина, что кругом него стоит стеной прочной, - лишь благо. Потому как могло быть и хуже.

Однако и покой Ворожебника длился недолго. Мрак, а с ним и глушь непроглядная, стали рассеиваться. И на смену им пришло нечто другое. Мягкое, воздушное словно бы. Даже описать тяжко.

Гай уж и не поверил поначалу ощущениям: тело стало легким как пух. Невесомым словно бы. А потом...

Островки боли вновь вспыхнули - кусками, рвано. И там, где боль загоралась с новой силой, после ощущалась плоть сама. Словно бы рождалась заново.

Время шло.

А Гай вспоминал, как потерял жизнь. Вот он был жив - и в один миг все кругом перестало существовать. Ни землицы жирной, за края которой пытался хвататься с надеждой жидкой. Ни Туманного Леса. Ни ожерелья из монист диковинных. Ничего!

Мир кругом него померк, и на какое-то время он тоже исчез. Растворился словно бы.

Сколько это длилось, рыжий не ведал. Да и разуметь стал лишь тогда, когда сквозь плотно сомкнутые веки засветился огонек. Квелый, бледный. Словно бы серебристый.