И та, что говорила с ним, словно матка родная, подала руку. Гай ухватился за тонкие пальцы, и в следующий миг они подняли его с такой силой, словно бы не женщина перед ним была - богатырь славный.
Снова теплый смех. И голосом:
- Пойдем, отогрею. Не люблю младенцев зимними ночами в ручники одевать. Пальцы зябнут.
И тогда Гай понял, кто перед ним.
- Уж не Пряха ли? - Рыжий и сам испугался своего видения. Видно, разума лишился от боли. Вот и привидится всякое.
- Пряха, отчего ж нет? Не веришь? Ну и дурак же ты, Гай. В Чародейку верил, в силу, ею подаренную, - тоже. А в меня не веришь отчего-то. Вот уж и с самим Симарглом встречался, а все туда ж...
Ворожебник мигом отпрянул от божини старой, разом вспомнив что о капищах, что об идолах каменных, которым он помогал власти над людским миром лишиться. И сердце забилось быстро-быстро.
Да божиня лишь улыбнулась:
- Вот вы, люди, дивные. Верите, что убрав камень с капища, и бога силы лишаете. Не разумеете, что мы с сотворения мира на этой земле живем, за всем приглядываем. Мы и есть мир. А мир - это мы. Не убрать нас, лишив землю святую камней. Но все ж хватит об этом, часу мало. Время обновляется, и скоро утро уж. А с ним - не просто новый день. Тебе б поспеть...
Она обернулась в сторону двери, за которой довывал последнюю песню озимок, и проговорила скоро, словно боясь опоздать:
- В ночь, что ты родился, часу на ручничок не хватало. Душа уж созрела на колосе сребном, а полотну еще прясться. И девка, что перед тобою к матке отошла, свой ручничок здесь оставила, потому как не выходил он у меня по-за проказами рун живых. Что оставалось мне? Ухватила я его, обернув вокруг тельца твоего, да добавила пригоршню дощечек, что покраше. Оттого и связала вас с нею. Жизнь с жизнью. Потому и судьбу ты отчасти ее прожил... Дар ворожебный, утрату отца с маткой, знакомство с Зариной и Святом, а потом - и встречу с ней, Чародейкой. Согрешила я, что уж тут скрывать. Да только грех мой благом обернулся.
Пряха сделала глубокий вздох: