Ярослава. Ворожея (СИ)

Гай не знал, кто грел лучину эту. Понимал только, что благодарен он дуновенью жаркому и человеку, его рождавшему. И сказать хотел это, чтоб тот знал.

- Скажешь потом, - услышал тихий голос, - гляди пока. Сил набирайся. Тебе еще обратно, а там все сгодится...

Говорившая была женщиной, а вот возраст подсчету не поддавался. Гай силился разглядеть ее, но видел лишь тонкий силуэт, что легко двигался в дальнем углу.

- Ты уж прости меня, Ворожебник, - говорила приютившая его, - что судьбу такую тебе дала. И ведь не проклятием - спасеньем хотелось. А вот тяжко тебе, вижу. И, верно, душа мается. Но это ничего. Вот ручничок прежний в силу войдет, тогда и ты за ним заживешь.

Уж не ослышался ли Гай? Не сошел ли с ума? Или так со всеми случается по-за гранью?

Голос смеялся. Тихо, осторожно. И снова успокаивал рыжего:

- Погоди, не торопись. Привыкай к телу новому. Чувствуй, ощущай. Сродняйся с судьбою. Это ведь непросто - у других все детство на то уходит, а тебе за раз привыкнуть надобно, обжить холстину новую.

И рука коснулась голой груди Гая, опалив ту касанием горячим. А за рукою на грудь легло нечто теплое, шершавое. И колоться стало, чесаться, словно бы кожей другою он обрастал.

- И обрастаешь, Ворожебник. Погоди немного, не торопись.

Зрение вернулось почти разом. И оказалось, что лежит он посреди бревенчатого пола в горнице широкой, единственным светочем которой - тонкая лучина, что пугается порывов ветра ледяного.

- То ж озимок, он вечно лютует. Ты и сам родился в такую ночь. Последняя в уходящей зиме. Чародейка не зря тебя умирать за себя отправила. Знала, что день особый. Не горюй, Гай. Помер ты лишь на ночь одну, а с утром вернешься. И судьбу свою начнешь заново. Только вот, верни это, кому следует. Девку сыскать тебе надобно. Лесную. Особую... Лишь одну такую, что наузы плести умеет.

В ладонь Гая легла бревенчатая дощечка. Тонкая, она, однако ж, подрагивала от переполняющей ее силы. И знак, что несла на себе руна, был неизвестен Ворожебнику, хотя...

- Верно, видал ты такой. Средь монист, что у Симаргла обменял на жизнь свою. То ж фермуар особый, мощный. И на тебе такая мониста-руна была, когда ручничок старый получал, в мощи ворожебной купаясь. Те знаки есть на каждом, в ком сила теплится. А потому и как жизнь ты свою отдал - руна осталась. Она бессмертна. Оставь, сгодится. В наузу впрядешь...