И вокруг него всколыхнулось багровое марево. Лишь на миг, чтобы тут же погаснуть, провалившись в черную глухую дыру. Гневался. Только и гневу тому не долгий век отмерян...
А потом была дорога в Камнеград. И все - лесами.
Упряжка, что несла их со скоростью дикой, все тем же холодом была окутана. Все той же силой, которую Заринка уже различать могла. И ведь глаза лошадей светились не просто зеленым...
Было в них то, что говорило шептухе: та скотина больше не услышит человечьего голоса. И шепота небожителей. Потому как мертва. Загнана кнутом мощным да словом ворожебным. Выпита до дна. Видно, оттого и ступает без разбору что на обычную дорогу, что на ту, по которой лишь мертвым идти положено.
А вот Зарину со Святом те пути не принимали, вспыхивая светом зеленым, да обдавая силовой волной. И тогда Ворожебник бил хлыстом не по лошадям - в пространство. Кровь отворял, оставляя перед собою. И дороги покорялись, шипя по-змеиному да разрывая заветы темные.
Зарина насчитала пять таких вспышек. А часов... Их прошло немного - и шептуха разумела: Камнеград принял их так скоро по-за ворожбой. Потому как у них на дорогу ушло несколько суток, а тут и свечереть не успело.
Знать, рыжий торопился. Отчего?
Клыкастая герса ощерила пасть. Заскрипели засовы, завыли ветра студеные. И околица Камнеграда проглотила упряжку ворожебную. А дальше...
Отчего-то память терялась после зеленой же вспышки. Отказывалась говорить, что сталось с ними после. Только очнулась Заринка в холодной темноте и тут же испугалась: аль снова в хоромах высоких оставил ее рыжий?
Но нет, то были не хоромы. В них - шептуха это ясно помнила, - хватало что света, что тепла. Свечного и людского. Да и говором челяди коридоры широкие наполнялись. Здесь же было... тихо. Темно. И смрадно.
Лишь в дальнем углу подрагивали болотного колеру эманации, легко колышась на сквозном ветру, что гулял у самой земли.
Свечи нет. Хорошо, что хоть сенник оставили. И, стало быть, ей не замерзнуть насмерть. По крайней мере, не сейчас. Да и рядом...
Родное тепло откликнулось не сразу. Видно, Святу повезло в разы меньше. Он и приходил-то в себя тягостно, мучительно. И стонал громко, отчего Зарка все косилась на стену: не придет ли кто. Но никто не приходил ни на стоны, ни на просьбы откликнуться. И шептуха разумела: их не слышат. Стало быть, по-за силой смрадною.
Что ж, это и хорошо, и...