Ярослава. Ворожея (СИ)

А вот остальную челядь припугнул. Кого хлыстом, кого силой заемной. Главное, чтоб место свое помнили, а там оно как-то сладится.

Спал долго. Кажется, день и ночь. Может, еще день. Не помнил. И дворовые не будили его, страшась барского гнева.

Собирался на капище нарочито медленно. Глядел, не позабыл ли чего. Потому как к исполнению клятвы подготовиться надобно. Ножичек вот острый, из воровского детства, вложил в сапог. Не кинжал какой, рунный. Нет. В кинжале сила, а в ножичке - верность. И если выбирать меж ними, то он и сам силен. А вот верности ему не хватало.

Дощечки-руны складывал в карманы, оставляя только те, в которых надобность была. А ведь когда вырезал их, даже не ведал, на что сгодятся. И волосы, что остались от мамки с девками. И если получится...

Нет, нельзя себя тешить надеждой. Он сможет выжить лишь тогда, когда умрет заранее. Вот душа уж и так мертва.

Хоромы покидал споро. И челяди приказы отдавал рвано, резко. Приготовить все к возвращению с молодой барыней. Перины взбить, да пирогов напечь. Полы до блеску начистить. Ждать. Разумел ли, что не вернется? А как же! Да только об том ведомо должно быть только ему.

И краем глаза заметил, как из ворот дальних, что к самой рыночной площади открывались, выскользнул гонец. Стало быть, доложат. Оно и к лучшему, а пока...

Хвост, что тянулся за ним осторожно, рыжий не сбрасывал. Да и почто? Рано. А как придет час, так и сгинет он серед люда простого. И тогда тот, что тенью идет вослед, не доложит о промахе своем. Побоится. Потому как расплатой - жизнь.

Путь к околице Камнеграда Ворожебник держал меж низких хибар, что покошено дремали на утреннем солнце. И люд, что здесь обретался, поглядывал на незваного гостя то с опаскою, то с явной ненавистью. Барского духа здесь не терпели. И если зазеваться...

Кошель Гай срезать не дал, а от ножичка, что и не ножичек вовсе - так, заточенная широкая иголка - увернулся. И ведь проку-то с него, если не в сердце. Да вот этот молодчик в него-то и метил. Коль не проворство самого Гая, выросшего среди той же шлопоты, то и остановилось бы, бедолажное.

Гай только руку того умельца вывернул, да вложил в нее медяк:

- Ты на своих-то не замахивайся, а то и не медяком отплатить можно...

И мужик молодой, взглянув на проворного барина осторожно, боязливо, с поклоном скрылся. То-то же!