Ярость

— Хорошо. Это правда. Я оставляю вам в завещании годовой доход, если он доберется до меня первым. Это вас беспокоило?

Она вспыхнула и так дернула струну, что та исчезла в яростной вибрации.

— Я отшлепаю вас, Сэм Рид. Вы знаете, что я сама могу зарабатывать.

Он вздохнул. Она действительно могла — и это делало разговор особенно трудным.

Розита была популярной певицей. Если она придет к нему, то не из-за денег. И это тоже делало ее опасной для его душевного спокойствия.

Медленная музыка соответствовала медленным поворотам комнаты. Сейчас она прекратилась. И мелодичный удар прозвучал в воздухе, все цветные облака зашевелились. Розита встала, прижав к бедру узкую высокую лиру.

— Это меня, — сказала она. — Я подумаю, Сэм. Дайте мне несколько дней… Я могу для вас быть очень плоха.

— Я знаю, что вы будете плохи для меня. Идите пойте свою песню. Увидимся после карнавала, но не из-за ответа. Я знаю ответ. Вы придете.

Она рассмеялась и отошла от него, на ходу трогая струны и напевая. Сэм видел, как ей вслед оборачивались восхищенные лица.

Прежде чем ее песня закончилась, он встал и вышел из вращающейся комнаты, слыша за собой бархатистый голос, певший жалобу сказочной Женевьевы. Ни одной фальшивой ноты. Она блестяще преодолевала трудные бемоли, которые придавали старой песне ее минорную плаксивость.

«О Женевьева, милая Женевьева, дни проходят, дни уходят…», — плакала Розита, глядя на уходящего Сэма. Кончив петь, она быстро прошла в свою туалетную и набрала на коммутаторе номер Шеффилда.

— Слушай, Джим, — быстро заговорила она, когда на экране появилось его смуглое хмурое лицо. — Я только что разговаривала с Сэмом и…

Если б Сэм слышал это, то он вероятно, тут же убил бы ее. Но он, разумеется не слышал. В момент этого разговора он столкнулся со случайностью, которая стала поворотным пунктом в его жизни.

Этой случайностью была другая женщина в голубом. Прогуливаясь по движущемуся пути, она подняла руку и набросила угол своего тонкого, как паутинка, платья на голову, словно вуаль. Глаза Сэма уловили движение и цвет, и он остановился так внезапно, что люди, шедшие, с обеих сторон столкнулись с ним, и некоторые повернулись к нему с ворчанием, готовые затеять ссору. Но тут он увидел длинное лицо с гранитными челюстями, напряженными складками, шедшими от носа ко рту, и без всякой явной причины отвернулся, отказавшись от своей мысли.

Поскольку образ Розиты был по-прежнему ярок в его сознании, Сэм смотрел на женщину с меньшим энтузиазмом, чем сделал бы это несколькими днями раньше. Глубоко в его сознании ожило воспоминание, и он стоял неподвижно, глядя на незнакомку. Ветерок от движения пути шевелил «вуаль» вокруг ее лица, так что в ее глазах двигались тени — голубые тени от голубой вуали в густо затененных голубых глазах. Она была прекрасна.

Сэм отбросил назад облако розового карнавального дыма, поколебался, что для него было совсем неприсуще — затем решительным жестом подтянул свой пояс и пошел вперед широким шагом, по привычке ступая мягко и неслышно. Он не знал, почему лицо женщины, ее бархатистое голубое платье так обеспокоили его. Он забыл тот давно прошедший карнавал, на котором впервые увидел ее.

Во время карнавала не существует социальных барьеров — теоретически. Сэм подошел к ней по движущейся ленте и, не улыбаясь, посмотрел ей в лицо. Стоя на одном уровне с ним, она казалась выше. Это была очень стройная и элегантная женщина, с налетом грациозной усталости, которая культивировалась в башнях. Сэм не знал, соблюдала ли она моду, или эта усталость и грациозность были естественными для нее.

Голубое платье было туго натянуто на корсет из гибкого золота, который просвечивал сквозь прозрачную ткань. Волосы ее выглядели экстравагантным каскадом черно-сизых локонов, они окружали лицо и собирались широким золотым кольцом в корону на голове, спадая оттуда волной до самой талии.

Уши ее были пронзены с обдуманным варварством, и в каждой мочке висел золотой колокольчик. Это было проявлением общей моды на варварство. Следующий сезон мог увидеть золотое кольцо в носу — и эта женщина будет носить его с той же пренебрежительной элегантностью, с которой она теперь повернулась к Сэму Риду.

Он не обратил на это внимания, и сказал спокойным голосом, каким произносят приказы: «Можете пройти со мной», — и протянул руку в знак приглашения.

Она слегка отвела голову назад и посмотрела на него. Возможно, она улыбнулась. Определить это было трудно, так как у нее был элегантно изогнутый рот, который изображали на многих египетских портретах. Если она и улыбалась, то это была надменная улыбка. Тяжелый водопад локонов, казалось, еще больше оттягивал ее голову назад.

Несколько мгновений она стояла, глядя на него.