Ярость

— Людям нужны развлечения, — говорил он мальчику. — Большинству из них. И они не хотят смотреть на то, что им неприятно. Думай, парень. Воровством многого не добьешься. Лучше быть полезным людям, обладающим властью. Возьмем банду Джима Шеффилда. Джим обслуживает правильных людей! Не задавай вопросов, делай то, что тебе говорят, но вначале установи нужные связи.

Он чихнул и замигал водяными глазами.

— Я говорил о тебе с Джимом. Повидайся с ним, — с этими словами он заставил Сэма взять пластиковый диск. — Я не стал бы этого делать, если бы не разглядел в тебе кое-что. Иди к Джиму.

У двери он придержал Сэма.

— Ты далеко пойдешь. И ты ведь не забудешь старого Слайдера? Некоторые забывали. Но я могу причинять неприятности так же легко, как и делаю одолжения.

Сэм вышел, а толстый зловещий старик продолжал чихать и хихикать.

Он увиделся с Джимом Шеффилдом. Тогда ему было четырнадцать, и он был невысок, но силен и сердит. Шеффилд оказался сильнее и больше. Ему было семнадцать, этому выпускнику школы Слайдера, независимому и хитрому бизнесмену, чья банда уже приобрела известность. Человеческий фактор всегда был важен в интригах башен. Это была не просто политика, нравы той эпохи были так же пунктуальны и сложны, как и в общественной жизни макиавелиевой Италии. Простая правда не только была незаконной, но и отдавала дурным вкусом. Главное — интриги. В постоянно изменяющемся балансе власти человек должен был перехитрить противника, запутать его в собственной паутине, заставить уничтожить самого себя — вот в чем заключалась игра.

Банда Шеффилда работала по найму. Первым заданием Сэма Рида — фамилию Харкер он считал принадлежащей наиболее влиятельной семье своей башни — было отправиться под воду вместе с одним наиболее опытным товарищем и собрать образцы синеватой водоросли, запрещенной в башне. Когда он вернулся через тайный ход, то удивился, увидев ждущего Слайдера. Тот держал наготове портативный излучатель. Маленькое помещение было герметически закупорено.

На Слайдере был защитный костюм. Голос его доносился через диафрагму.

— Стойте на месте, парни. Держи, — он бросил излучатель Сэму, — облучи этот пластиковый мешок. Он закрыт? Хорошо. Облучи его сверху. Так, а теперь медленно поворачивай.

— Подождите, — начал другой парень.

Слайдер фыркнул:

— Делай, что говорю, или я сломаю твою тощую шею. Поднимите руки. Поворачивайтесь медленно, пока я вас облучаю. Вот так…

Потом они втроем встретились с Джимом Шеффилдом. Джим был послушен, но сердит. Он попытался спорить со Слайдером.

Слайдер фыркнул и пригладил свои седые волосы.

— Заткнись, — сказал он. — Ты слишком вырос из своих башмаков. Если, затевая что-нибудь новое, ты не забудешь спросить меня, то убережешься от многих неприятностей. — Он хлопнул по пластиковому мешку, который Сэм положил на стол. — Знаешь, почему эта водоросль запрещена в башне? Твой патрон не предупредил тебя, что с ней нужно обращаться осторожно.

Широкие губы Шеффилда искривились:

— Я был осторожен.

— С ней безопасно обращаться только в лабораторных условиях, — сказал Слайдер. — Это пожиратель металла. Разлагает все металлическое. Когда с нею правильно обращаются, она безвредна. Но в с сыром виде она может высвободиться и наделать много бед. Цепочка приведет в конечном счете к тебе, и ты кончишь в терапии. Ясно? Если бы ты сначала пришел ко мне, я сказал бы, что нужно взять с собой ультрафиолетовую установку и облучить водоросль. Она могла прилипнуть к костюмам парней. В следующий раз ты так легко не отделаешься. Я не хочу из-за тебя оказаться в терапии, Джим.

Старик казался совершенно безобидным, однако Шеффилд потупил взгляд. Со словами согласия он встал, подобрал мешок и вышел, поманив за собой ребят. Сэм на мгновение задержался. Слайдер подмигнул ему.

— Ты наделаешь массу ошибок, если не будешь слушаться советов, — сказал он.

Это был лишь один из многих эпизодов его внешней жизни. Внутренне он был рано развившимся, аморальным и мятежным, но прежде всего — мятежным. Он восставал против краткости жизни, которая делала всякое обучение тщетным, когда он думал о бессмертных. Он восставал против собственного тела, толстого, приземистого, плебейского. Восставал он скрытно, не зная причины, и восставал против того, что невозвратно вошло в его жизнь за первые ее недели.

В мире всегда существовали разгневанные люди. Именно гнев, как у Ильи — этот огонь господен — и человек остается в истории, как святой, чей гнев двигал горы, чтобы улучшить человеческую жизнь. Иногда гнев разрушителен — и великие полководцы встают, чтобы уничтожить целые нации. Такой гнев находит свое внешнее выражение и не должен скрывать своего хозяина.