Ярость Белого Волка

– То и говорю, что беды серьезной никто не чует. А Потоцкий, донесли мне давеча, уже подошел! Скоро возьмут они нас в кольцо.

– А если попробовать сбить цену на хлеб тем, что открыть резервные склады? – Шеин почесал бороду.

– А ну как осада продлится, Шуйский не подойдет? – Никон до хруста сжал кулаки. – Деваться некуда. Можно еще вылазную рать за фуражом отправить. Пусть бы хлопцы к литовцам наведались да потрепали, а заодно и по деревням пройтись.

– Чего обоз из Москвы не идет?

– Тот, который в Вязьме застрял? То ты своих давешних «приятелей» не знаешь! Они и держат. И не выпустят. Шибко они «добра» тебе желают. Так и видят тебя на дыбе. Самим надо справляться, Михал Борисович! Васька Колоколов без дела засиделся. Только прикажи, он тебе жареного цыпленка со стола Сигизмунда принесет. Хлеб добудем, тогда цены собьем. Зима чуть отступит, построим деревянные клети, куда людей селить начнем, тогда цены на квартиры вниз пойдут. Вот не сидеть бы сиднем только! – На лбу Никона выступило еще одно пятнышко, но речь сохранялась по-прежнему ровной.

– Ну тогда готовь вылазную рать. Карту бы хорошую об их лагере иметь, так можно и ночью было бы к ним в гости нагрянуть.

– Буду думать, воевода. – Никон кивнул.

– Потоцкий, говоришь, подошел? – Шеин дует на печать.

– Вчерась сам видел со стены. Войско знатное, с тяжелой артиллерией. Нам бы быстрее соображать надо, Борисыч! Еще неделя-другая, и встанут вокруг нас кольцом, а тогда уже к деревням за фуражом пробиться будет трудновато.

– Ну пойдем глянем на войско маршала Потоцкого.

Шеин, Горчаков и Никон выходят из гридницы. Спускаются по ступеням крыльца. Шеин щурится от зимнего солнца.

– Баско сегодня! – говорит и надвигает на глаза шапку.

– Гляди ж, к нам идут! – показывает Горчаков на небольшую группу крестьян.

– Опять хлеба просить будут! – поджимает губу Никон.

– Поговорим с людьми… – Шеин косится на дьяка, мол, не обижай.

Крестьяне остановились в пяти шагах. Пошушукались, и кто-то вытолкнул вперед древнюю старуху. Она мялась, теребя в руках край платка, пока Никон не буркнул:

– Говори ужо!

– Мы, батюшки, не за себя просить пришли. – Старуха чуть пятится назад, но рука в рукавице упирается ей в спину.

– Ты давай побыстрее, мать! – снова бросает дьяк.

– Мы тут-ка все из Абрамихи, деревенские, значится. Давечор ляхи к нам приходили. Скота много побили да хотели все запасы поувозить, но не тут-то им было, окаянным. Появился, откель ни возьмись, витязь да и посек врагов многих. Наверно, тридцать их поубивал.

– Так уж и тридцать! – хмыкнул Никон. – Эдак мы давно бы их всех к Богу отправили.

– Говори, как есть, Параня! – крикнули из толпы крестьян.

– А я как есть и говорю. Начальника ихнего убил?! Убил! А один начальник двадцать простых стоит. А еще двоих насильников. А те тоже не простые – кажный пятерых стоит!

– Выкрутилась, баба! – заулыбался Горчаков.

– Вот и получатся, что тридцать! – Параня не знает, куда девать глаза.

– Ну дале-то чего? – Никон нетерпеливо сдвигает брови.

– Просил он узнать: прощают ли его?

– Как звать? – спрашивает Никон и смотрит на Шеина.

– Звать его, отцы наши, Курбатом Никифоровым. И мы за него всем миром просим! – Старуха шумно выдохнула и перекрестилась.

– Есть такой, – отвечает дьяк. – Чего скажешь, Михайло Борисыч? Этого мы за измену поймали, дурак дураком – вляпался по глупости. Я ему задание давал – справился Курбат, а еще, видишь, и сверх того сослужил.

– Сам решай, Никон Саввич, – отвечает Шеин, – глубину твоих замыслов не мне постигать, простому воеводе!

Никон смотрит на застывшие лица абрамихиевских крестьян. И вдруг замечает чуть в стороне Анастасию:

– Всем миром, говорите?!

Крестьяне дружно кивают.

– Ну пусть вертается. Хватит ему по лесам воевать. Здеся нужен. И еще. Ежли удастся весточку до Ваньки Зубова донести, то передайте, что и его прощаем.

– Спаси тя Бог, защитник наш! – Старуха часто кивает и скрывается в толпе крестьян.

– Прощаем! – твердо говорит Никон, глядя на Настю, на бледном лице которой вспыхнули крупные слезы.

– Прощаем, – возвысил голос дьяк, – стрельца Курбата Никифорова и, – замешкался, – Ивана Зубова. Ждем обоих в городе, где определим их место в осадной жизни!

Крестьяне еще долго провожали глазами Горчакова, Шеина и Олексьевича, пока те не скрылись за углом судебной избы.

Воевода торопился на стену, ему не терпелось увидеть войско подошедшего маршала Потоцкого. Тревога раскаленным обручем сдавливала его грудь. Он легко взбежал по извилистому крепостному ходу на стену. Прошел между расступившимися стрельцами на верхний ярус Копытецкой. Ничего хорошего, естественно, он увидеть не ожидал, но открывшаяся глазам картина заставила содрогнуться сердце.