Ярость Белого Волка

Я – женщина убогая, простая,
И букв не знаю я. Но на стене
Я вижу голубые кущи рая
И грешников на медленном огне.
И слезы лью, и помолиться рада —
Как хорошо в раю, как страшно ада!

Я бы покритиковал за большое количество союзов «и». Но гениев не судят. А наших польских сочинителей, признаться, читать не могу. Сплошные сельские излияния. А здесь… Какая глубина, не правда ли? О нем я могу говорить бесконечно! Когда закончится это безобразие, обязательно побываем с вами на юге Франции – там проходят удивительные празднества муз и поэз.

– Спасибо. Я не любитель изящных строк! – Мцена тоже плеснул себе вина.

– Чего же вы любитель? – Кобин вскидывает подбородок.

– Люблю рыбалку на тихом пруду.

– Ладно. – Кобин ставит бокал на стол. – Нам еще хватит времени поговорить о своих пристрастиях. К сожалению, должен завершать нашу аудиенцию.

– До встречи, Рафал. – Мцена быстро выходит из шатра и, может быть, впервые в жизни чувствует, насколько прекрасна жизнь. Прекрасна даже на войне!

– Одну секундочку! – слышит он голос Кобина… «Черт бы тебя побрал!..» Кобин вырастает из темноты шатра: – Хотел бы напоследок еще одно, совсем коротенькое. – Прокашлялся. Поднял указательный палец. – Ну вот так где-то:

Я беден, беден был я с детства.
Лишь нищеты тяжелый крест
Отцу оставил, как наследство,
Мой дед по имени Орест.

Удачи вам, господин Борхич!

Мцена вскакивает в седло и хлестко ударяет плетью лошадь. Та, задрав удивленную голову, совершенно не понимая, за что ей причинили боль, рвет с места и летит в свой лагерь.

Мцена сдирает с головы капюшон и глубоко дышит. Кудри седых волос разлетаются в стороны. Жизнь прекрасна! Прекрасна!

Глава 25

Холодный ветер нарастает откуда-то с востока. Пронизывает до костей. Поднимает и гонит снежную крупу. Забирается в складки одежды, лезет в прорехи, вымораживает мозг. Зима бесконечна. Мцена лежит на полушубке, засыпанный снегом от кончиков волос до самых подошв. Шевелиться нельзя. Рядом лежит его верный друг – цвайхандер. Легкий Ворон знает, что добыча должна появиться вот-вот – прошло уже слишком много времени с той самой первой и последней атаки на табун лошадей. Он не ошибся. Темное пятно появляется на фоне закрученного в спираль снега. Конь ступает медленно, проваливаясь почти по колени… Ждать… Бородатое лицо стрельца. Руки в боевых рукавицах. Блеснул клюв чекана. Всадник проходит в шаге от занесенного снегом Легкого Ворона. Вот уже его чуть сгорбленная спина… Вперед!.. Взрывается снег. Бросок на круп. Шея всадника в стальном замке рук. Все трое валятся в снег. Короткая бесшумная схватка.

– Ты кто? – Мцена наступает коленом на спину поверженного противника.

– Мых-х-х. – Человек отплевывается снегом.

Мцена чуть ослабляет давление, позволяя поверженному поднять голову:

– Еще раз спрашиваю: ты кто?

– Курбат я Никифоров, стрелец воеводы Шеина.

– Зачем убиваешь лошадей? – Мцена выворачивает кисть стрельца так, что тот едва сдерживает крик.

– Так эта. Как его. Все ж ляхи Волка боятся!

– Не ори! Будешь орать, здесь останешься!

– Ты не лях, выходит? – спрашивает Курбат.

– Кто кому задает вопросы?

– Был бы лях, то повез бы сразу к своим или бы на месте порешил! – Никифоров пытается повернуть голову и посмотреть на человека, который так легко пленил его.

– Лях, – отвечает Мцена. – Но у меня свой интерес.

– Коль интерес есть, то значит, не убьешь! – расслабился Никифоров.

– Убью, но чуть позже.

– Ну а коли убьешь, то делай сейчас. Чего тебе со мной возиться? Говорю ж, обычный стрелец я. Слышал только про Волка, что-де он грызет коней басурманских. Ну и дай, думаю, подсоблю серому. Деваться-то мне все равно некуда! Вот и весь сказ.

– А как здесь оказался? Если стрелец, то сидеть в осаде должен!

– Экий ты шустрый. Коль ты по своему разумению действуешь, то сам вот прищемись. Значит, я тебе нужон! – Курбат отплевывается кровавым снегом.

– Я – палач. Вытяну жилы, не так запоешь!

– Да хоть в ж… грач. Вот сейчас возьму да заору и все твое разумение испорчу.

– Почти угадал. Меня зовут Легкий Ворон. Слышал про такого?

– Про такого-то слышать слышал. Только мне почем знать: брешешь ты али как!

– Ну придется тебе на своей шкуре попробовать! – Мцена связал руки Курбата за спиной и легко, точно игрушку, закинул того поперек седла.

– Не надорви Рыжего! – усмехается Никифоров.

Мцена ничего не отвечает в ответ. Запрыгивает в седло и трогает поводья, разворачивая коня.

Луна выщемилась из-за туч одним боком, осветив отдельными пятнами бугры снега. Рыжий послушно пошел в заданном направлении, проламывая копытами где посеребренный, где покрытый метелью наст. Вскоре их принял лес, дохнув настороженной тьмой и ноздреватым снегом. Больше часа они двигались сквозь угрюмую чащу, пока не блеснул желтым огнем костерок.