Ярость Белого Волка

– Оставь его! – Шеин снова открыто смотрел сквозь бойницу. – Ага. Ну да, ну да… А ну-ка, Олеша, убирай людей своих с башни и по пятый зубец от нее в стороны. Всех убирай. Чтобы духу не было никого. Бегом.

– Ты чё, Михайло Борисыч?

– Делай чего велено. Ставь внизу полой коробкой супротив ворот. Копейщиков впереди, а за ними пищальников да аркебузников. Чтобы все позарядили.

– А каков квадрат должон? – Олеша вытаращенно смотрел на Шеина.

– Драгун вона видишь? Вот они должны все аккурат поместиться в твоем квадрате. И чтоб ни одна гадина не ушла!

– Понял, воевода. Эт мы быстро поставимся. Как же, по десять раз на дню так застраивалися. Быстро управимся. – Олеша сообразил, чего хочет Шеин, и в предвкушении чего-то лихого потер руки. – А ну, давай на три линии супротив ворот становись. Оружие заряжай!

– Еще сверху схорони десятка два стрелков. Можно с саадаками. Но так, чтобы с поля не видно было, что на стене кто-то есть.

– Так я ж их на пузо-то и положу. Такоже и делали не раз. Засада, значится!

– Правильно смыслишь, Лукьянов! – Шеин залюбовался тем, как быстро и слаженно натренированные бойцы строятся в линии, образуя мощную коробку напротив ворот. – Сейчас я еще к тебе подкрепления пришлю.

Воевода вынул из-за пазухи кусок багровой, как заря, ткани и, глядя на Успенскую колокольню, взмахнул три раза. Взмах этот означал, что требуются три сотни бойцов на Копытецкую. С колокольни ответили одним протяжным и тремя короткими звуками трубы. Дескать, поняли.

– Теперь смотри, Олеша. Сейчас кто-то вон из той толпы вынырнет с петардой. Но мы его подпустим. Пусть взрывает. И пускай драгуны прямо и вломятся. Ты следи только, чтобы воротную решетку за гостями вовремя опустили.

– Понял, Михайло Борисыч.

– Ну коли понял, то и с Богом. Это и будет наша первая сшибка.

А через поле наискось от строя рейтар бежал весь растерзанный и расхлыстанный Новодворский, держа в руках петарду. По нему не стреляли. Но тем не менее шляхтич сокращал расстояние, используя зигзаги. Ему даже мерещилось, что возле его ног от пуль фонтанчиками вспыхивает земля.

Храбрый, но недалекий и безрассудный Новодворский был на все сто процентов уверен, что перехитрил защитников крепости.

Он подбежал к наполненному землей срубу, подсунул под нижнее бревно петарду и откатился на несколько шагов. После этого поджег фитиль и со всех ног бросился прочь.

Грянул взрыв. Бревна с землей рванулись вверх и на десятки шагов в стороны. И уже неслась четверка безумных ослепленных лошадей, между которыми на толстых веревках болтался таран.

От удара тараном Копытецкие ворота подались назад. Веревки лопнули, и несчастных животных разнесло в стороны. Ломая ноги о развороченные бревна, они налетели на стены башни и с вывернутыми шеями рухнули наземь.

И уже шло, набирая скорость, панцирное войско.

Драгуны, перескакивая через преграды, вломились в город. И тут же были встречены шквальным огнем из пищалей и аркебуз. Воротная решетка стремительно поползла вниз, перекрывая отступление.

Окруженные с четырех сторон, всадники метались между рядами длинных пик и копий. А пули и картечь смолян разили без устали и без пощады. Сверху били луки-саадаки, стрелы которых попадали точно в незащищенные места между воротом и линией шлема. Крюки и специальные когтистые захваты вырывали из седел. Черепа крошились копытами своих же коней. Разноцветные гребни из длинных перьев летели с голов, сами головы катились, подобно комьям глины, дорогие доспехи превращались в искореженный хлам.

Сам Шеин стоял, скрестив на груди могучие руки, наблюдая за избиением с высоты боевой площадки Копытецкой башни.

– Ну вот и ладно! Ну вот и погуляли! – тихо пробасил он себе под нос.

Глава 3

Якуб Мцена шел своей легкой, пружинистой, чуть прыгающей походкой, глядя на пламенеющий восход. В войсках его узнавали именно по походке. У него было даже прозвище Легкий Ворон. Из-за правого плеча высилась длинная рукоять цвайхандера, двуручного трофейного меча, который, по легенде, достался ему в одном из боев со шведами. С тех пор прошло около двух лет. Цвайхандер словно прирос к спине, став естественным ее продолжением. Тяжелой брони Якуб не носил, предпочитая лишь кожаный доспех. С появлением огнестрельного оружия смысл в металлическом доспехе отпал сам собой. Пули пробивали его насквозь. И если человек получал пулевое ранение, то еще такие доспехи приносили дополнительные трудности. Чтобы подобраться к нужному месту на теле, необходимо было сначала освободиться от увесистого железа, при этом часто еще больше разбередив саму рану. Плохо спасал тяжелый доспех и от колющих ударов. Нередко, сковывая движения сражающегося, приносил тому больше вреда, нежели пользы. К тому же металл дорого стоил и естественно манил своим блеском алчных мародеров.

Трудно было определить на глаз его возраст, но стоит сказать, что он за два последних года успел побывать во многих переделках, отличиться во многих сражениях и завоевать серьезную репутацию среди таких же, как он, наемников.