Ярость в сердце

Прошла неделя, потом другая. Девочка, с присущей маленьким детям приспособляемостью, быстро привыкла к новой обстановке. Если она и вспоминала когда-нибудь свой дом и свою мать, которая ее бросила, то ничем этого не выдавала. Маленькая смуглянка беспрестанно ползала по полу дома, хватаясь ручонками за блестящие предметы, попадавшиеся ей на глаза; и радовалась, если у нее их не отнимали, или проявляла философское смирение, если отнимали. Проголодавшись, она подходила к Премале и объясняла ей по-своему, но достаточно выразительно, чего хочет. Если голод был очень силен, опа хныкала, доверчиво глядя на свою покровительницу. Поев, ложилась спать, и больше ее не было слышно до следующего утра или до Тех пор, пока опять не наступало время еды.

Киту понравилась эта добродушная, общительная малютка. Но в конце второй недели он все же спросил Премалу, что она намерена с ней делать. Премала сидела на полу, вместе с девочкой забавляясь мягкими игрушками. Услышав вопрос мужа, она встала и села на диван. Ребенок примостился у нее на коленях.

— Не знаю, Кит. Хорошо бы нам оставить ее у себя.

— Оставить у себя! — повторил Кит. Он был ошеломлен. — Да ты с ума сошла, Прем!

Премала побледнела и испуганно посмотрела на пего. Лицо ее выражало отчаяние. В эту минуту она походила на кошку, у которой отнимают котят.

— Ей же некуда деться, — почти шепотом сказала она. — Потом вдруг с чувством добавила: — Прошу тебя, Кит! Позволь мне оставить ее у нас.

Кит удивленно взглянул на нее. Он еще никогда не видел ее такой возбужденной.

— Ладно, — сдался он. — Раз ты так хочешь… Но учти: люди могут подумать, что я переспал с горничной, и ты приютила моего внебрачного ребенка.

— Разве так важно, что подумают люди? — спросила Премала. — К тому же девочка совсем на тебя не похожа.

— Дети не всегда обнаруживают сходство с отцами, — нетерпеливо ответил Кит.

— Незаконные — всегда, — с улыбкой возразила Премала.

Как и следовало ожидать, разговоры действительно пошли. Хотя город, в котором мы жили, был достаточно велик, Кит вращался в узком избранном кругу, который мог простить супружескую неверность, но не открытое, как казалось со стороны, бравирование ею.

Премалу это не смущало. Она была совершенно искренна, когда говорила, что ей безразлично мнение посторонних. Лишь бы у ребенка был свой дом. Но Кит не оставался безразличным — он нервничал, становился все более раздражительным и уже редко бывал с девочкой ласков. И все же он не перечил Премале, ибо, насколько я его знала, отличался врожденным добродушием.

Премала, щадя его чувства, держала ребенка как можно дальше от него и все чаще ездила в деревню, где люди проявляли большую терпимость, чем в городе, и где ее и ребенка принимали, как своих.

Так у нее появился собственный мир. В том мире, где обитал ее муж, она не смогла найти себе места.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Не представляю, каким образом влюбленный человек успевает заниматься чем-то еще, кроме любви, ибо она захватывает его целиком и полностью. И тем не менее я ела, спала, а когда не спала, сознавала все происходящее вокруг меня; ездила в редакцию, работала, причем работала, кажется, неплохо — никто не жаловался. Иногда (хотя это случалось и редко) я чувствовала себя раздвоенной; одна часть моего «я» как бы смотрела на другую и говорила: «Ты счастлива, но это — безумие». А та, другая часть молчала: с нее было достаточно и того, что она счастлива, и в своей радости она забывала обо всем остальном.

Пока деревенские жители устраивались на новом месте, мы виделись с Ричардом раз в неделю. Наконец, они окончательно обжились, и нам уже незачем было туда ездить; но наши еженедельные свидания все равно продолжались. Потом мы стали видеться дважды в педелю, а иногда и чаще, но даже и этого нам было мало, и в конце концов мы стали встречаться где только можно и когда можно. Перерыв в нашем знакомстве, длившийся несколько лет, теперь уже не казался мне таким долгим: иногда, бродя с Ричардом по базару, я чувствовала себя так, словно я в своем родном городе, откуда Ричард никогда. не уезжал. Думаю, что он чувствовал то же самое. Однажды он, крепко сжав мне руку, сказал:

— Мне кажется, мы давно уже вот так вместе. А тебе?

— И мне тоже.

Но разница все же была: в те дни мы были свободны, и часы, которые мы проводили вдвоем, не казались нам такими короткими и быстротечными; теперь же время не принадлежало нам, мы могли встречаться только вечерами. И хотя мы крали время у ночи, нам казалось, что мы почти совсем не видимся.