Чаще всего странности происходили, когда она не успевала разобрать стирку и накапливалась огромная гора белья. Или когда дети неаккуратно расставляли обувь в прихожей. Бельё оказывалось примятым и разваленным, а обувь дети потом собирали изо всех углов. И если примятость белья можно было объяснить Яшей, то как многочисленные кроссовки за ночь расползались по дальним углам – этого никто объяснить не мог. Даже хозяин. А уж он-то знал всё на свете.
На кухне у хозяйки тоже не было идеального порядка, но там вещи не перепутывались и никуда не расползались. И так ей на этой кухне забот хватало. По-хорошему, конечно, она должна была Тюпе и пряничек положить и молочка налить, да где ей, неразумной, знать, как следует обращаться с домовым.
– Мааама, а можно я пойду в ванну? – спросил Миша.
– Я тоже хочу! – воскликнул Саша.
– Ребята, уже поздно. Пора чистить зубы и спать, а в ванную давайте завтра сразу после садика. И по одному. Миша первый, он первый придумал. А ты послезавтра.
– Нееет!
– Хочу сегодня!
– Всё, стоп! – повысила голос мама. – Начинается тихий семейный вечерок! Поели? Посмотрите на часы. Сейчас же чистить зубы, а то почитать не успеем. И со стола за собой уберите!
– Слышали, что мама сказала? – пришла поддержка от папы.
Дети поняли, что дальнейшие споры ни к чему хорошему не приведут. Пока мама убирала после ужина, а папа привинчивал отвалившийся карниз, они бесились в ванной, делая вид, что чистят зубы. Потом пришла мама, отобрала щётку у Миши, намазала её пастой и стала чистить ему зубы. Саше велела чистить над ванной и не пихаться. Саше было трудно не пихаться, потому что ровно перед маминым приходом его пихнул Миша, и ему необходимо было пихнуть брата в ответ. Но при маме пихать Мишу было опасно. А долго таить зло Саша не умел, и к концу чистки зубов он уже забыл о сдаче.
Умывшись и помывшись, дети переоделись в пижамы. Мама села читать. Сначала «Муху Цокотуху» для Миши, потом «Денискины рассказы» для Саши. В этот вечер они всё успели вовремя. У мамы на телефоне стоял вечерний сигнал, он обозначал, что пора гасить свет. Он прозвенел, мама дочитала рассказ и погасила свет. Миша попытался скандалить, чтобы мама полежала с ним. Мама сказала, что сейчас сама почистит зубы и умоется, и тогда уже придёт. И пошла разбирать бельё, которое после стирки лежало огромной лохматой стопкой. Потом пошла зарядить новую стирку на ночь. Потом наскоро протёрла пол на кухне, потому что он уже довольно сильно заляпался и явственно были видны пятна от чего-то пролившегося, причём даже не сегодня. И только после этого пошла чистить зубы.
А когда заглянула в детскую, то на обоих этажах двухэтажной кровати сонно сопели Саша и Миша, убаюканные колыбельной песенкой суседки Тюпы, совершенно неслышной взрослым, в отличие от детей.
Окончательные жильцы куркиёкиного дома
Когда на следующий день все ушли по своим делам, Тюпа первый залез на подоконник слушать продолжение Яшиного рассказа про куркиёку и его дом. Яша после завтрака неторопливо умывался, веселясь про себя над Тюпиным нетерпением. Ему льстило, что его рассказ так заинтересовал суседку. Яша растягивал удовольствие, заставляя Тюпу ждать.
Наконец, он домылся и стал готов рассказывать. Впрочем, там уже немного осталось.
– Так вот, куркиёка от всех этих перемен впал в долгую спячку. А однажды проснулся оттого, что кто-то влез к нему на чердак. Там надо с улицы приставлять деревянную лестницу и залезать в специальную дверцу с круглым окошком. Вот кто-то и влез. А потом ещё кто-то. Это были две девочки. Одна побольше, другая поменьше. Они громко переговаривались, смеялись, солнце играло в длинных светлых косах. Спросонья куркиёка обрадовался было, что это свои вернулись, но потом услышал, что они говорили на языке чужаков и понял, что девочки с виду хоть и похожи на его любимых хозяев, но всё же не они. Куркиёка расстроился и забился подальше в угол. Он хотел спать дальше, но уже не получалось. Девочки так громко вскрикивали, хохотали, бегали по всему дому, топали. Их мама тоже всё время весело смеялась – то тут, то там. А хозяин был большой, важный, но тоже весёлый.
Иногда вечерами он пел песни. То на веранде под абажуром, а то на скамейке рядом с домом. А жена его и дочки подпевали. Уж на что куркиёка был верен своим ушедшим хозяевам, но за те песни немного к чужакам смягчился. Не простил, нет. Как своих не принял. В чулан и не подумал возвращаться. Сидел себе дальше на чердаке, а на лето перебирался под крышу веранды.
А днём хозяин сидел за столом и много писал. То в тетрадях, то на отдельных листах. В доме появился новый шкаф и заполнился книгами. Новый хозяин дома их постоянно читал, ставил на страницах пометки. И покрывал лист за листом мелкими буквами.