Сначала ничего не понял, потом заметил двух женщин, медленно идущих к деревьям. Одна — обычная крестьянка в платке и тулупчике. Вторая оказалась военной, но выглядела она откровенно жалко — скрюченная как столетняя бабка, она едва переставляла ноги, и при каждом движении лицо искажалось болью. Идти ей было тяжело, и она цеплялась за крестьянку, боясь оступиться на каком-нибудь сучке или камне. Что это с ней? Ранена что ли? Но почему тогда она здесь, а не в госпитале? Или… Был у меня знакомый, которого прихватил жёсткий радикулит. А может, и не радикулит, а просто защемление нерва, но пару недель мужик ходил скрюченным. И сам же, когда отпустило, рассказывал со смехом: «Иду я в туалет, за стеночку держусь. Иду и плачу, иду и плачу!» Я ещё тогда не понял, спросил дебильное — почему? А мужик хмыкнул: «Потому что терпежу нет! Такая боль от каждого движения, что орать стыдно, и слёзы сами бегут»
Может, и эту женщину так прихватило? И тоже по малой нужде пошли до кустиков, да ещё и вдвоём, потому что одна могла и не дойти? Да уж, ситуация…
Через какое-то время женщины проковыляли назад, и горластый снова начал свои комментарии. И какая задница, и какая хорошая фигура, и как бы он её поставил, и что бы он ещё сделал. В принципе, обычные мужские фантазии, но вот в этой конкретной обстановке, по отношению к больной женщине, да вслух, да ещё громко, в присутствии всех… То ли дебил, то ли извращенец.
После десятка пошлых фраз на мужика материлась чуть ли не половина лагеря, а трое самых возмущённых женщин подскочили к нему и как понесли мужика матами и упрёками… Тот попытался было отгавкаться, но против троицы разошедшихся женщин шансов у него не было. Да и немногие мужики-возничие посматривали в сторону говоруна совсем не добро, и он предпочёл заткнуться, а то ведь и прибить могут, а лес рядом. Ищи потом.
Стоянка постепенно успокоилась, люди стали укладываться спать. Можно было и мне, но настроение было капитально испорчено, и я долго крутился, пытаясь уснуть. Мысли, в основном, матерные. Я многое повидал во время своих странствий, но услышанное сегодня было очень уж гадко и подло. Крутился, вертелся, потом не выдержал и встал. Ладно, схожу посмотрю эту воячку, может, смогу чем-то помочь. В конце концов, на несколько лечебных заклинаний энергии у меня хватит даже без накопителей.
Идти было недалеко — шагов тридцать. Обычная телега, к которой привязаны пара лошадей. Причём, одна хорошая, вполне может быть и воячки. У костра сидела крестьянка, мрачно смотревшая на огонь, а воячка лежала с другой стороны костра, укрытая тёплым плащом. А вот её поза мне не понравилась — на животе. Похоже, как легла, так и не шевелилась.
На моё появление отреагировала крестьянка.
— Чего надо? — резко спросила она грубым голосом.
Я замялся.
— Я… немного понимаю в лекарском деле.
— И чо? — да уж, мне здесь не очень рады.
— Ну… могу хотя бы посмотреть.
— Много вас тут ходит… смотрельщиков!
Похоже, женщина ещё не отошла от гадких слов того мужика и готова была сорвать зло на мне. Обижаться было глупо, я повернулся уходить, и тут из-под плаща послышался глухой голос воячки.
— Не ругайся, Танела, пусть попробует. Хуже уже не будет.
Крестьянка посверлила меня взглядом, но всё-таки кивнула.
— Ладно, посмотри чего там.
Я опустился на колени рядом с воячкой, откинул с неё плащ. Ну, как я и подумал — лежит на животе, руки вдоль тела. Медицинское зрение включилось легко, и я первым делом проверил поясницу женщины. Как я и думал, воспаление. Да ещё и один позвонок деформирован и смещён из-за старой травмы, тут и сложилось — воспаление, смещение, нерв и сдавило. Боли должны быть дикие, непонятно как она вообще до леса шла. Наверное, на одной гордости, чтобы не позориться и не ходить под себя.
Можно было обойтись лечебными заклинаниями, но я их не очень люблю — больно уж у них действие бывает широкое. Частенько лечат и где надо, и где не надо, бесполезно тратя энергию. Лучше уж я своей энергией попробую конкретные места подлечить.
— Надо обнажить поясницу — негромко сказал я.
Воячка долго молчала, потом всё-таки позвала вторую.
— Танела, помоги.
Я мог бы и сам задрать куртку с рубахой, приспустить штаны, но иногда у женщин проявляется непонятная стеснительность. Хотя, чего стесняться — я ведь сейчас в роли доктора, и всё равно увижу и нижнее бельё, и голое тело, но…
Танела обожгла меня взглядом.
— Отвернись!
Я покорно отвернулся к костру, и несколько минут слышались только шорох одежды и невольные стоны воячки. Наконец, мне разрешили повернуться. И чего было стесняться? Вот край рубахи из довольно хорошей ткани, вот виднеется верх кальсон.
Женщина обнажилась с запасом, и теперь было видно голое тело от середины спины и до середины ягодиц. Я с невольным трепетом положил ладонь на поясницу воячки и замер, наслаждаясь давно забытым ощущением гладкости и мягкости женской кожи. Так, грязные мысли в сторону, не за этим я сюда пришёл.