– Годится, Рене?
– У меня чувство, что я снова хозяин своей жизни, что делаю правильный выбор, – отвечает он.
– Странно, но я чувствую то же самое, – говорит она и при этом чешет псориазные пятна у себя на затылке.
Под вечер, купив сейф, они устанавливают его на «Летучей рыбе» и запирают в него свои деньги. Из признательности к той, благодаря кому они стали обладателями этого военного трофея, они выбирают для сейфа код Marsaout – последнее слово, произнесенное графией перед смертью.
Занимаясь яхтой, Рене и Опал обмениваются заговорщическими взглядами.
Все происходит быстро и деловито. Они покупают напитки и еду, чтобы быть во время плавания совершенно автономными. Сдав автомобиль и поднявшись на борт, оба наполняются уверенностью, что теперь их уже ничто не остановит.
Гипнотизерша идет на корму, входит в рубку, гладит штурвал.
– Вы разбираетесь в плавании под парусом? – спрашивает Рене.
– Иногда плавала с отцом в каникулы. А вы?
– Я тоже. Я даже участвовал в регатах и завоевывал призы. Ко всему относящемуся к гребле у меня стойкое отвращение, а все, что связано с парусами, мне интуитивно знакомо.
– Вы забыли, что я знаю про Зенона?
– Простите. Конечно, это все проклятые провалы в памяти. А кому, как не вам, это знать…
– Значит, мы можем стоять у штурвала по очереди?
– Это необязательно. Здесь установлен автопилот последнего поколения. Похоже, на него вполне можно положиться.
Она, держась за веревочное ограждение, пробегает по шканцам, пересекает палубу и оказывается на носу.
– Вы правда хотите плыть в Египет?
– На такой переход нужно десять дней, в штиль – пятнадцать. План у меня в голове окончательно прояснился. После нового контакта с Гебом появятся уточнения.
Они не спеша проверяют все три каюты, уголок рядом с камбузом, где стоят банкетки и столик. Потом они выходят на нос «Летучей рыбы».
– У меня идея. Геб говорит, что сознание на многое способно, главное – его попросить. До сих пор мои отношения с Гебом вписывались в хронологию, подобную нашей.
– Их день соответствует нашему дню?
– Именно. Его и мое пространство-время разнесены аж на 12 000 лет, но дни здесь и там одинаковые. Ваш фокус навел меня на размышления. То, что там происходило, уже произошло, сколько времени у меня впереди, неизвестно, а сколько у него…
– …тоже неизвестно?
– Да, неизвестно, но где-то уже определено.
Мимо порта Йера под рев всех своих сирен проплывает огромный круизный лайнер. Тысячи седовласых пассажиров машут им издали.
– И все же мы не знаем, что стало с Атлантидой и с атлантами, – напоминает ему Опал.
– Все это предопределено и записано. Я знаю, что если четко пожелаю чего-то, то смогу очутиться в той или иной прошлой жизни в тот ее момент, который сам выберу. Почему бы тогда не применять мои желания, чтобы перепрыгивать в конкретные моменты в мире Геба?
– Вам надоело следовать синхронной хронологии нашего и их времени?
– Зачем придерживаться сроков начала моего первого посещения? Я захотел попасть в первую главу захватывающего романа – и встретил Геба до его знакомства с Нут. Так ли обязательно продолжать эту линию?
– В какой другой момент вам хотелось бы попасть?
– В решающее мгновение жизни Геба.
До нее доходит, куда он клонит.
– Вы хотите…
– …очутиться там за несколько минут до потопа.
На небо наползает большая темная туча. Глядя на нее, Рене Толедано договаривает:
– Хочу помочь Гебу преодолеть этот кризис.
– Вы понимаете, что в случае неудачи будете винить себя за трагический исход?
– Если ничего не предпринять, исход точно будет трагическим. Геб никогда не выходил в море, и вот теперь он попытается спасти свой народ и пересечь океан. Как он ни стар, как ни самоуверен, ему определенно не хватает опыта для такого испытания.
Вокруг них внезапно становится темно.
– Сейчас опять пойдет дождь. А они предрекали сушь…
– Надо поскорее покинуть порт Йера. В 23:23 я снова нырну в древность, задумав попасть туда ровно за четверть часа до потопа. Поглядим, что из этого выйдет.
Она не сводит глаз с антрацитового неба. Внезапно из тучи бьет серебристая молния, гремит гром.
– Что вас беспокоит, Опал? Погода? Вот увидите, через несколько минут гроза кончится.
– В моей глубинной памяти таится драма. Я сознательно ее забыла, и теперь она блокирует все мои попытки регрессии.
Она трогает волдырь у себя на правой ладони и ежится.
«Мнемозина». Сознательно забытые моменты
История Франции испещрена дырами: в учебниках истории множество моментов сознательно обходят, а то и полностью замалчивают. Приведем два примера.