Яшмовая магическая академия. Драконий словарник

Потому что он собирался — ни много ни мало — проследить, чтобы с пьянчужкой в эту ночь ничего не случилось. Хотя местная обслуга к нечастой и платежеспособной посетительнице на редкость лояльна, сегодняшний сброд, веселившийся в их любимом кабачке «Дырявая бочка», ему категорически не нравился. Да и кое-какие фразы и взгляды с ближних столов на пьяную соседку настораживали. Неизвестно, имеются ли у той при себе драгоценности и кошелек, но… у женщины всегда есть что взять кроме. А судя по гладкой коже рук, утопавших в дорогих кружевах, и блеску богатых волос, пьяница была еще во вполне… употребимом возрасте. Проклиная собственное ненужное — возможно, прежде всего этой выпивохе — чувство ответственности, он откинулся на стену.

Вероятно, придется торчать здесь до самого утра…

Несколько раз приходилось вставать и демонстративно присаживаться на угол стола, покачивая ногой и поигрывая тяжелой пивной кружкой. Оценив ширину его плеч, выражение лица и недвусмысленную позу, не до конца утопившие в хмеле мозги «злоумышленники» отказывались от своих планов и возвращались к столам, уже оттуда отпуская громкие оскорбительные замечания и варианты того, что «ведьмачий выродок» будет делать с этой самой дамочкой. Он благодушно пропускал все мимо ушей. Да еще и слегка «подмазанный» вышибала Грызик постоянно околачивался неподалеку — а тут уж не смел лезть на рожон даже самый распоследний буян и пьяница квартала.

Женщина спала.

Он надеялся, что так и проспит до утра и мирно уберется к себе… ну, допустим, на Верхние улицы, но нет — какая-то пара часов, и пьянчужка зашевелилась, выпрямилась, огляделась сквозь занавес волос, сообразила, где находится и что градус хмельного в ее организме угрожающе понизился. Вновь взметнулась рука, хриплый голос прокаркал:

— Эй! Кувшин вина сюда!

Устало вытиравшая опустевшие столы подавальщица аж вздрогнула. Буркнув: «вот же… и впрямь бочка бездонная!», потащилась на опухших ногах к стойке. Он дал отмашку: не надо! Шагнул к столу, опершись на него обеими руками, раздельно произнес:

— На сегодня хватит. Где вы живете? Вызвать вам экипаж?

Пьяница вскинула голову, приподняв, как покрывало, прядь волос с одного глаза (черного по жизни или от расширенного зрачка?), уставилась на него.

— Ты еще кто такой? Я не по этой части, проваливай! — Вдобавок и по лицу ему вяло съездила, слегка оцарапав щеку. — Эй, вы что там, оглохли? Вина, я сказала!

Он вздохнул. Надеялся этого избежать… Подхваченная под мышки, а потом взваленная на плечо женщина поначалу просто висела в его руках вялым мешком. Сообразив наконец, что что-то не так, разоралась, кляня его на все лады и пытаясь отлупить кулаками, коленями и носками сапожек. Ухмылявшийся Грызик протянул оговоренный заранее ключ. Охнув от особо удачного пинка, он бросил вышибале на ходу:

— Отнесу наверх и запру; выпустишь, как проспится. Да хватит уже драться, сейчас я вас отпущу!

Сопротивлявшихся женщин ему еще таскать не приходилось, и он поклялся, что больше и не придется. Та не только орала, грязно ругалась и брыкалась, но и цеплялась за все встречное-поперечное: поздних посетителей, стулья, столы, перила лестницы, двери, косяки… Сделав пару шагов до кровати, он не слишком бережно свалил пьянчужку на одеяло.

— Угомонитесь уже и протрезвейте хоть немного! Скоро утро.

Повернулся к двери и обнаружил, что не может двинуться с места — женщина ловко ухватила его за рубашку и приказала совершенно трезвым голосом:

— Выпей со мной!

— Вам всё еще мало? — Он попытался разжать ее пальцы и обнаружил, что где-то на коротком пути зал-лестница-комната «подопечная» умудрилась реквизировать бутылку и теперь, не выпуская его рубашки, делает из нее большие глотки. — Да вы до смерти хотите упиться, что ли?!

Попытался забрать вино — женщина увернулась, привалилась спиной к стене. Натянутая рубашка затрещала. Сказала по-прежнему трезвым сиплым голосом:

— А и умру — никто не заплачет! Выпей со мной. Не могу… сегодня ни минуты не могу быть трезвой.

— Отпустите — выпью.

— Выпьешь — отпущу.

Еще и показательно дернула за подол выпростанной из штанов рубахи. Шелк затрещал, он вздохнул — рубашка была любимой. Сказал нетерпеливо:

— Да давайте уже вашу бурду!

Решительно запрокинул бутылку, глотнул «бурду» и поразился: у этой пьянчуги просто глаз-алмаз, каким-то образом она сумела ухватить самое лучшее и дорогущее вино — «Королевский рубин» из виноградников Хазрата! Наверное, хозяин хранил его для невесть с чего заглянувшего в кабак герцога, а то и самого короля. Вино — терпкое, сладкое, густое, само лилось в горло. Опустив бутылку, он отчитался:

— Вот, выпил!

Женщина забрала протянутое вино и отпустила его рубаху.

— Ну и иди теперь.

— Поспите хоть немного, а? — вновь посоветовал он.

Оглянулся от двери. В слабом свете горевшей в коридоре масляной лампы разглядел забившуюся в угол «подшефную»: та не пила, исподлобья смотрела на свет, обняв и прижав к груди бутылку. Так прижимают к себе любимую игрушку несчастные испуганные дети. Он вздохнул и оперся рукой о косяк.

— Почему вам так хочется напиться сегодня?