Когда и я вернулся из командировки и мы встретились на работе, он тут же вернул деньги, смотря мне куда-то в висок, не извинялся и не пытался связать меня обетом молчания. Вот это меня задело. Почему он считает само собой разумеющимся, что я обязан хранить его тайны?
ЧУШЬ
Я никак не мог понять – мне холодно или жарко.
– Героиновая ломка, – сказал кто-то надо мной.
– Героин в смеси с... – подтвердил другой голос – тоном специалиста, конец фразы утонул где-то.
«Знатоки хреновы, я никогда не притрагивался к наркотикам», – отреагировал я, но не вслух, а вокруг была темнота, и меня трясло и знобило.
Я заставил себя двинуться назад по грязному болоту памяти. Вспомнился сероватый день и приличного роста тяжелый мужчина (именно тяжелый, а не толстый), который назначил мне встречу у старой пятиэтажки без лифта. Из бокового кармана его рубашки торчали очки, под мышкой были зажаты два профессиональных иллюстрированных журнала из тех, что выписывают солидные фирмы. Он подвел меня к стене и, ткнув в нее, сказал, что здесь мы установим газоанализатор, потом стал говорить что-то о газовых клапанах. Тон его речи был увесистым, и я предположил, что шансы на то, что он знает, что ему от меня нужно, – пятьдесят на пятьдесят. Скорее всего, как-то связать этот анализатор с клапанами, может быть, записывать результаты и переключения. В любом случае – мелочь, случайный заказ без особой перспективы.
Тут из дома вышли двое из его хозяев – мой бывший друг, с которым у меня бог знает сколько лет назад вышла размолвка, и его отец. Как я мог забыть, что они живут в этом доме? Бывший друг не смотрел в мою сторону, я отошел разглядывать стену, а тяжелый мужчина раскрыл один из журналов и стал что-то им объяснять. Потом он отложил в сторону очки и журналы (положил их на узкую скамейку у дома) и удалился куда-то вместе с заказчиками. По его тону я понял, что мой бывший друг, а точнее, его отец и есть заказчики.
Что за газы? Я, кажется, что-то слышал о газах, которые скапливаются в подвалах, но я в этом ничего не понимаю. Я принюхался к стене в том месте, где будет стоять анализатор, но не почувствовал никакого запаха, кроме обычных паров влажной земли. От нечего делать я положил лежавшие на журналах очки рядышком на скамейку. Это были дешевые очки для чтения. Верхний журнал был раскрыт на статье, которую они все вместе смотрели. Ее название, несколько абзацев, графики с пересекающимися, идущими слева и вверх линиями с ромбиками или кружочками в узлах ничего мне не сказали, как и другие статьи в журнале. Второй журнал я не стал и смотреть.
Тут снова вышли из дома мой бывший друг и его отец, отошли в сторонку и стали совещаться. Позвавший меня мужчина, видимо, еще что-то осматривал внутри дома. Мне надоело ждать, и я подошел к этим двоим с вопросом: «Ну что?»
Мой бывший друг смотрел мимо меня, а его отец сказал: «Мы думаем, надо разрушить этот дом, а на его месте построить новый». Я понял, что работы для меня здесь нет, сказал «до свидания» и ушел, не дожидаясь тяжелого мужчины.
Ну и что? Почему же меня так трясет? Почему я ничего не вижу и не могу встать? Что за чушь? Я пополз вперед.
РЕКА
У реки, которую я называю своей, как у всех рек, два берега: левый и правый, два ботинка на двух ногах. Там, где с левой стороны крутая тропинка вниз петляет к воде, с другой стороны – песчаный пляж (волнистая желтая клякса). Там, где с низкой стороны травяная поляна (колется, щекочет), с высокой – гранитные скалы уходят в прозрачную глубь. Там, где с левой стороны широкий скат к реке (со снежным трамплином зимой), с правой – лес подходит близко к воде. Как два локона на твоей фотографии – похожи, но разные.
До сих пор не могу понять, как ты могла так на меня положиться! Мы собрались переплыть реку, ты сказала, что не умеешь плавать. «Под водой сможет плыть даже тот, кто совсем не умеет плавать», – сказал я. «Но как я буду дышать?» – засмеялась ты. «Я буду всплывать на поверхность, набирать воздух и передавать его тебе под водой». Мы попробовали на берегу, а потом поплыли. Так впервые мы перебрались на другую сторону.
В другие разы, чтобы перебраться с берега на берег, мы отвязывали лодку, садились на весла и гребли наискосок, чтобы струи течения с зыбкими языками (как линии ландшафта на топографической карте) не отклонили ребристую лодку от точки, намеченной нами на другой стороне.
Однажды мы пришли на мою реку и увидели, что от скалы, где кончалась крутая тропинка, к большому камню на другом берегу, от которого начинается песчаный пляж, протянут металлический прут. Вдоль него движется лодка-паром поместительностью в пять стоячих и шесть сидячих мест. Седой старик на корме с деревянным «Т» и желобком на верхней его перекладине, то заклинивая, то передвигая «Т» вдоль прута, тащил паром от берега к берегу. Я плыл пятым стоячим пассажиром, а ты сидела шестой на скамейке, и обоим было ясно, что нам больше не нужно садиться на весла и бороться с течением.