Ясидел на не очень плотной траве и ел сэндвич

Шарлотта Вторая промелькнула в жизни Мафусаила коротким досадным эпизодом. Она была сестрой двух младших братьев, старший из которых потихоньку от супруги спрашивал ее совета, стоит ли заводить еще одного ребенка и к какому врачу обратиться жене, у которой обнаружилась эрозия шейки матки. Жена его просто взвилась, обнаружив, по ее словам, «любезную сестренку мужа у себя в многослойной части эпителия, дотягиваться до которой она и мужу не позволяет».

Младший брат, напротив, с детства был хулиганист и беспечен, он вечно оказывался без денег, и его нужно было постоянно выручать из сомнительных сделок, из-за чего Шарлотте пришлось знакомиться не только с врачами, но и с адвокатами. Она недолюбливала его жену, смуглую особу с лицом вяленой рыбы и, по словам Шарлотты, – «с рыбьей душонкой», ценя, впрочем, и считая ее занятость собой залогом прочности семьи брата и небезосновательно полагая, что вряд ли какая-нибудь другая женщина станет терпеть бурный, полный вольностей, стиль жизни ее братца.

У Шарлотты вызывала ужас привычка Мафусаила приводить в порядок ногти с помощью маникюрных ножниц с острыми концами. Когда он категорически отказался пользоваться известным каждому ребенку совершенно безопасным приспособлением с заостренными дугами, она подарила ему специальные маникюрные ножницы с утолщениями на конце, похожими на губы спящего сома. Мафусаил пошевелил ими и отложил экзотический инструмент. «Подождем Паркинсона», – объяснился он тогда еще вполне терпимо. Хозяйственно-заботливое отношение Шарлотты к нему само по себе представлялось ему вполне безобидным, но абсолютное, как ему казалось, неверие в его генетическую миссию и вообще – скептическое восприятие его, Мафусаила, как «хомо-креативус» (собственный термин Мафусаила) глубоко оскорбляло его, все больше заставляя раздражаться и надолго прекращать посещения Шарлоттиной трехкомнатной квартирки в обтрепанном четырехэтажном доме в Тель-Авиве, где большинство квартир сдавалось внаем еще неженатым молодым парам или холостякам-охотникам. Тогда между ними в периоды размолвок, становившихся все более частыми, завязывалась бурная переписка, в которой разгневанный Мафусаил объяснял Шарлотте Второй, что в физике полупроводников имеется понятие запрещенной энергетической зоны электронов и что он, подобно этим электронам не существует в том месте, которое определила для него она, Шарлотта Вторая. «Вы, сударыня, – раздраженный Мафусаил всегда становился высокопарным, – возможно, надеялись найти во мне некое приложение с ушами-лопухами и глазами-тарелками, чтобы в них находить лакомства своих приукрашенных отражений. Вместо этого в наличии имеется самодовольный и довольно упрямый осел, которому самому подавай уши-лопухи и глаза-тарелки». Совсем разошедшись, он написал ей, что, по-видимому, нужен ей в качестве чего-то вроде гигиенического тампона, от которого ни холодно, ни жарко, но который является полезной вещью в дамском хозяйстве. «Откуда ты знаешь, какие ощущения вызывает у женщины гигиенический тампон?» – спрашивала Шарлотта Вторая. «Не знаю, – соглашался Мафусаил, – но я представляю гигиенический тампон чувственным аналогом презерватива». «У тебя все – аналогии, – писала в ответ Шарлотта Вторая, – Мафусаил, смирись с тем, что ты ничего не понимаешь в женщинах». Это замечание его просто взбесило, и он совсем позабыл о вежливости: снова назвав ее сударыней, он заявил, что Господь Бог, видимо, создал ее такой, какая она есть с одной единственной целью – вызывать раздражение у остальных пяти или семи (сколько их там уже набралось?) миллиардов человеческих особей, населяющих планету Земля.

Шарлотта Вторая упивалась яростью его писем, подыскивала успокаивающие слова, похожие на ватно-марлевые накладки, отчего Мафусаил свирепел еще больше. Но иногда она впадала в подозрительность, и тогда ей казалось, что он тщательно продумал и несколько раз подправил текст и только после этого внес в него несколько ошибок, стер пару запятых, одну букву, имитируя спонтанность. Когда же его хватил очередной инсульт, и Шарлотта примчалась навестить его в больнице, ей было сказано, что Мафусаил собственной рукой составил список лиц, которых не велено допускать к нему именно в случае ситуации, подобной ныне приключившейся.

– Извините, госпожа, – было сказано ей, – вы в этом списке.

Для той, которую Мафусаил называл Шарлоттой Второй, это было слишком.

969.

Выздоровев, Мафусаил решил, что с него довольно, и в возрасте девятисот шестидесяти девяти лет он истратил все накопившиеся у него средства на представлявшуюся многим и многим безумной затею. Исполнить его проект согласились только русские, и с космодрома Байконур он стартовал с условным билетом в один конец (сам билет остался на Земле, его аукционная продажа должна была возместить львиную долю стоимости полета). При нем был лишь небольшой запас продовольствия в тюбиках. Как подводная лодка колбасой и бананами при выходе из порта, космический корабль был увешан прозрачными пакетами с инфузией.