Город слал в деревню технику, сложные уборочные машины. В теплые летние сумерки по улицам села, подобно пароходу по широкой реке, проплыл комбайн. Откинутый в сторону режущий аппарат его захватывал все пространство улицы. Гусеничный трактор неторопливо тянул комбайн. Победный рокот мотора, грохот металлических колес, нарушая тишину, далеко растекался по селу и как бы возвещал людям: «Иду на помощь, иду освободить вас от изнурительного физического труда!» И люди, высовываясь в окна или выйдя на крылечко, встречали и провожали машину обрадованным, благодарным взглядом. Ребятишки сопровождали комбайн до самого правления колхоза.
Трофим Егорович по-хозяйски обошел вокруг агрегата, похлопал по стальному боку ладонью и, довольный, Произнес многозначительно:
— «Коммунар».
Наутро комбайн вышел в поле. Он кружил по огромному участку пшеницы, точно заворачивал какую-то невидимую гигантскую спираль. Подводы двигались с левого бока комбайна, из опущенного рукава бесконечным ручьем текло зерно.
Мы, стоя в бестарке, поддерживали рукав, направляя его в мешок. Опорожнив бункер и наполнив мешки, мы отваливали в сторону и выбирались на дорогу.
В полдень на поле показалась стайка ребятишек — человек двенадцать. Они сначала двигались по дороге, затем свернули в сторону и наискосок побрели по жнивью к нам. Агрегат стоял, моторы заправлялись горючим. Не желая обходить еще нескошенный участок, ребятишки вошли в рожь, утонув в ней по самую макушку. По косичкам, воинственно торчащим над колосьями, я догадался, что среди них была Тонька. Вскоре мальчишки и девчонки высыпали на жнивье уже на нашей стороне и обступили агрегат. Я понял, что весь этот отряд собрала и привела сюда Тонька — это было видно по выражению ее лица, преисполненному большой важности и спокойствия.
— Зачем ты пришла сюда? — спросил я, рассердившись на нее.
Она даже не удостоила нас взглядом и с решимостью приблизилась к комбайнеру, но тот заливал водой радиатор и не обращал внимания на подошедших ребят.
— Дяденька, мы помогать вам пришли.
— Помощники — рожь топтать, — проворчал штурвальный с площадки.
— Мы не топтали, мы на пальчиках шли, — сказала Тонька.
Наполнив радиатор, комбайнер повернулся, выпрямился, держа ведро в опущенной руке; на новеньком синем комбинезоне еще не запылились белые двойные строчки швов; на лбу поблескивали очки, как у летчика. Смеющимися глазами он оглядел босоногую команду и спросил:
— Кто организовал?
— Это Тонька нас привела, вот она, — ответил за всех парнишка в синей полосатой рубашке. — Мы шефство взяли над вами.
— Ну, а что вы умеете делать, шефы?
— Все, что заставите, — сказала Тонька. — Мы все сможем: воды принести, зерно отвезти, мешки считать или еще что…
Комбайнер спрыгнул на землю, поставил ведро и снял фуражку; на ребят он глядел несколько утомленно и нежно.
— За то, что пришли к нам на помощь, — спасибо. Молодцы! Но помогать нам не надо, пока обходимся сами.
А подошедший тракторист, высоченный парень с чумазым скуластым лицом, пробасил:
— Так что вы тем же маршрутом шагом марш назад, по домам. А то попадете в режущий аппарат, как перепелки.
Ребята приуныли. В синем знойном поднебесье купались жаворонки, задыхаясь от песен.
— Ну, а хоть прокатиться на комбайне можно нам? — попросила Тонька.
— Хоть и не положено никого возить на машине, но до дороги, видно, придется довезти, — сказал комбайнер.
Мальчишки проворно разместились на тракторе и на комбайне, но девчонки не осмелились приблизиться к гудящим и лязгающим машинам и шли поодаль.
— Тоня, иди к нам, — позвал Никита сестренку.
Та отмахнулась, и мы видели, как она взбежала по лесенке на площадку, встала рядом со штурвальным, положив руки на колесо штурвала и победоносно оглядываясь на нашу подводу.
Перед уходом Тонька крикнула комбайнеру:
— Дяденька, если вам какая помощь понадобится, вы не стесняйтесь, зовите нас — мы мигом прибежим!
Сначала мы возили зерно от комбайна к току, затем с токов на ссыпной пункт. Палило солнце. Сколько концов сделали мы по своему полю, сколько рейсов совершили от токов на пункт «Заготзерно»! Пятнадцатикилометровый путь мы изучили наизусть, знали все овражки, все изволоки, повороты, кусты, деревья, одиноко стоящие у дороги. Закроешь глаза — и сразу видишь потоки зерна, поля, медленными кругами вращающиеся по обеим сторонам пути, слышишь отчетливый стук лошадиных копыт.
Сдав лошадей, мы не спеша шагали с колхозного двора к дому. Тело, налитое усталостью, сладко гудело, напоенные зноем веки смежались, вечерний покой вместе с прохладой вливался в душу, вызывая ощущение счастья. Никита, перекинув рубашку через плечо, молчит, тихо улыбается своим мыслям: за день мы наговорились вдоволь.
Завидев нас издали, Тонька неслась навстречу, протискивалась между нами и, заглядывая в глаза то одному, то другому, заботливо спрашивала:
— Намаялись? Сейчас я принесу холодной воды, умоетесь…
А нам ничего не хотелось, только бы лечь и замереть до зорьки, пока деревенский горнист — петух — не протрубит подъем.