Ясный берег

думаешь, а она назначает свидания на танцульках».— Он

понимает, что несправедлив; другой, справедливый голос

в нем говорит насмешливо: «Ты с ума сошел: что же

делать молодой женщине в праздничный вечер?» — «Не

знаю; пусть сидит дома и книжку читает; концерт

послушала, и иди домой».—«Да зачем тебе надо, чтобы

она сидела в одиночестве, вдовье горе горевала? Шестой

год ее вдовству; сколько можно убиваться? Пусть

повеселится, посмеется».— «Не знаю; если у тебя такие гла-

за, так нечего топтаться с парнями под музыку.

Другие — пожалуйста; а она — не хочу».

В двенадцатом часу Печальница поднялась и

потянулась к кормушке как ни в чем не бывало.

Год кончается.

Как будто прожили этот год как надо, не положили

охулки на свою честь. Сдали государству молока, мяса,

шерсти, зерна больше, чем требовалось по плану.

Кормами запаслись: еще не по-богатому, не так, как

запасались в довоенные урожайные годы, но все же скот

будет сыт. И новый скотный двор, и два новых телятника,

помимо профилактория, — не подвел Алмазов! — к

первому января будут закончены полностью.

Доярки и телятницы подсчитывают, сколько

премиальных набежало им за год. Многим набежало

порядочно, по тысяче и больше. Лукьяныч и управляющие

фермами составляют производственно-финансовый план на

тысяча девятьсот сорок седьмой год. А в кузне стучит

молот, взлетают к закоптелому потолку жаркие искры:

хоть зима только что укрыла землю своим одеялом и

пожелала спокойного сна — и долог будет этот сон, —

но придет весна и снимет белое одеяло, и мы загодя

готовим наши плуги и сеялки, чтобы на проснувшейся

земле провести новые борозды и заложить в них новые

семена.

Вечерком дома Лукьяныч играет в шахматы с

председателем колхоза имени Чкалова.

Играет он плохо. Чкаловский председатель,

научившийся шахматной игре только в армии, в

Отечественную войну, играет еще хуже.

— Думайте, думайте! — говорит ему Лукьяныч. —

Пока вы думаете, я, с вашего разрешения, газетку

прочитаю.

Между двумя ходами председатель заговаривает о

цели своего приезда.

— Мы к еам с просьбой, — говорит он. — Сделайте

одолжение, помогите соответственно оформить годовой

отчет.

— Конь так, между прочим, не ходит, — говорит

Лукьяныч.— Конь ходит вот так, либо вот так... Не

знаю, как я вам no-могу. Своих дел хватает.

— Гонорар будет такой, -какой сами назначите, —

говорит председатель, прибирая коня на место.

— Мы с Пашенькой люди скромные, нам немного

надо. Бели бы я был заинтересованный, я бы в деньгах

ходил с головы до ног.

— Скажите ваши условия, мы вам пойдем навстречу.

— Шах!—говорит Лукьяныч.

Председатель пробует улизнуть, но, зашахо'ванный со

всех сторон, вынужден сдаться.

— Сильный вы игрок!—говорит он, -вытирая

вспотевший лоб, и они с Лукьянычем садятся пить чай.

— Так как же? — спрашивает председатель за чаем.—

Мы в этом году вышли в области на первое место.

Обороты миллионные, на базаре наша продукция самая

видная,—нашему балансу особое будет внимание; в

Москву, возможная вещь, пойдет наш баланс,— так как

же, Павел Лукьяныч?

— Да уж что поделаешь. Придется помочь, ка-к

дружественной державе.

— А в смысле гонорара?

— В смысле гонорара мне требуется бревно.

— Бревно?

— Челн новый думаю ладить к лету, старый больно

плох.

— Есть такие бревна, сделайте ваше одолжение.

— Я знаю, что у вас есть такие бревна.

— Сделайте одолжение. Только какой же это гонорар

при вашей квалификации. Не желаете ли, гкшимо того,

медку, яблочек?

— Ну, можно медку, яблочек, то, се, — гоеор-ит

Лукьяныч равнодушным голосом.— Пашеньке и Сереже

побаловаться.

Каждому хочется представить годовой отчет в полном

блеске. Ко'Гда отчет оформлен, как конфетка, к

хозяйству уважение и интерес. У чкаловской бухгалтерши,

хоть девушка и старается, блеска еще нет. Блеск — он со

стажем приходит. Каждый год перед первым января в

районе на Лукьяныча -великий спрос.

В кабинет к Коростелеву вошел Иконников, держа в

руке листки отчета.

— Дмитрий Корнеевич,— сказал он суховато и с

достоинством,—я прошу добавить к отчету небольшой

комментарий.

— О чем это? — опросил Коростелев.

— Оговорить, что выкидыш у Мушки произошел в

мое отсутствие. Если припомните, я был в это время в

командировке. Рацион составлялся без меня. Я

настоятельно прошу отметить это в особом примечании.

Коростелев посмотрел на него в упор.

— Кстати, — сказал он, — а как сейчас поживает

Мушка?

Он знал наверняка, что не получит ответа: не был

Иконников на скотном, не интересовался Мушкой, ничем

вообще не интересовался, кроме собственного

спокойствия.

Иконников слегка смутился, но выдержал взгляд Ко-

ростелева.

— В данный момент у меня нет сведений. К вечеру,

пожалуйста,—могу представить.

Бумажку представишь. Обложишься бумажками и из

них добудешь сведения. А как там на производстве

живая жизнь идет,— тебе начихать. О, терпеть не могу!

— Хорошо,— сказал Коростелев,— составьте

примечание. Пусть отвечает Бекишев.

Иконников пожал плечами:

— Согласитесь сами, Дмитрий Корнеевич,— в данном

случае было бы странно, если бы за Бекишева отвечал я.

В самом деле, это было бы странно. В самом деле,

виноват Бекишев. И все равно, Бекишева уважаю, а

тебя терпеть не могу,— и уходи ты скорей с глаз моих.

Зима.