Ясный берег

мучается. «Неужели так вот и будем жить вечно, мучаясь

друг за друга? Дорогая моя умница, ты меня к этому

присудила, понимаю, что правильно присудила,—а

тяжело!.. Ты, может, уже сладила свою жизнь; может, все

уже забыла; радуешься, и смеешься, и цветешь, как

цветок в саду,— а мне еще трудно... Снег летит за

окошком, от меня до тебя — тысячи километров

снегов...»

На нюшином попечении было десять коров, каждая

требовала ухода, и на каждую у Нюши был свой

расчет.

Она пошла к Иконникову и попросила дать ей

сведения, какие удои были у Грации в прошлом и позапро-

шлом году. Иконников достал из картотеки карточку

Грации и дал точную справку: по первой лактации

получено 1710 килограммов, по второй — 4402, то есть, в

среднем, четырнадцать целых шестьдесят шесть сотых

килограмма в сутки.

А какой рацион у нее был во второй лактации? Чем

ее кормили, когда раздаивали? В основном — грубыми

и сочными кормами. Сейчас тоже не особенно

рассчитывайте на концентраты.

— У нас еще жмых есть,—сказала Нюша.—И отруби,

.говорят, будут завозить. А Грация —очень хорошая

корова, элита...

-х Иконников поднял брови и что-то стал писать острым

_ карандашом, no-казывая, что разговор окончен.

Нюша подумала и пошла искать Коростелева. Ее

бросало в жар, когда она встречалась с ним или слы-

^ шала его голос, и она боялась выдать себя, но все-таки

^ошла к нему.

— Опять что-нибудь не так?—спросил Коростелев.

Он разговаривал с нею, как взрослый с малолетней,—

она казалась ему подростком. Но было в ней нечто, что

трогало его и внушало ему уважение: ее страстное и

. взволнованное отношение к работе. И на эгот раз он

тронулся ее волнением и сказал:

— Ладно. Скажу. Ставь Грацию на раздой, будут ей

концентраты.

«Ну что за человек!—думала Нюша.— Такой

сочувственный, всегда идет навстречу».

Грация, как и предполагала Нюша, оказалась очень

отзывчивой на кормление: только усилили ей рацион,

она стала повышать удои и к концу первого месяца

дала двадцать два литра в день. Начали скармливать ей

все больше и больше питательных кормов — удой

увеличился, дошел до тридцати восьми \ литров, но вдруг

Грация заскучала: перестала жевать, отказалась от еды.

Взвесив ее, обнаружили, что она потеряла в весе сорок

килограммов.

— Общее переутомление всего организма, — сказал

Толя.

— Перестарались,— сказал Коростелев.

Пришлось ослабить кормление. Удой сразу резко

уменьшился, дошел до двадцати — двадцати двух

литров в сутки и на этом остановился. Двадцать два

литра — это ничего себе; значит, за лактацию можно

получить тысяч пять литров, но, откровенно говоря, Нюша-%

ожидала большего...

Холмогорка Стрелка тоже вскоре должна была оте- ~~

литься. Стрелка — большая, видом неказистая корова,

очень тихая, но с причудами: не по вкусу ей корм — она

не мычит, не бунтует, но опустит голову, стоит как бы

задумавшись и к корму не притронется. Нюша t раньше^

сердилась на Стрелку за капризы и говорила: «Нечего

дуться, ешь, как все едят!», а теперь Нюша стала

опытнее и понимала, что каждая корова требует особого

подхода. Взять ту же Грацию: ей, Нюше, Грация дает

двадцать два литра, а придет нюшина сменщица —

Грация ни за что больше двенадцати не отпустит... Звез-

дочка любит, чтобы сначала подоили ее соседок, а ее

уж после всех. Крошка любит, чтобы с нею

разговаривали, когда ее доят. Чего они мудруют, эти коровы, кто

их знает; но приходится им угождать, если хочешь

побольше -получить от них.

Нюша стала готовить Стрелку к раздою сразу после

запуска: чем упитаннее корова к отелу, тем больше даст

молока. Только бы опять не зарваться, не перекормить,

а то может сделаться ожирение молочной железы.

Концентратов Стрелке не выписывали; кормили ее се-

ном, мякиной, свеклой, силосом. За силосом Нюша

теперь смотрела в оба: выбрасывала комья, нюхала: если

пахнет хорошо — вином, печеным хлебом, мочеными

яблоками, хлебным квасом,— значит, хорош, можно давать

бесстрашно. Мякину она готовила так: запаривала

горячей водой, клала дрожжи, а перед тем, как скормить,

перемешивала с мелко нарезанным турнепсом. Солому

за сутки до скармливания перестилала силосом, чтобы

стала помягче.

— Цельную поварню развела для скотины!—говорила

сменщица, ревновавшая, что Грация выдает Нюше

молока больше, чем ей.

— Ну что тебе <надо?—спрашивала Нюша у Стрел.-

ки.—Почему не ешь?

Стрелка смотрела на нее и не прикасалась к резаной

свекле, насыпанной в кормушку.

— Может, целенькой захотела?—спрашивала Нюша и

подкладывала целенькую. Стрелка забирала свеклу

губами и принималась жевать.

— Мудровщица! Каждый день чего-нибудь

вздумаешь. Царствовать хочешь надо мной.

Сорок шестой год Нюша закончила с приличными

показателями: надоила сверх плана восемьсот восемьдесят

три литра. Это почти девять центнеров, а девять

центнеров — это почти тонна. В передовые стахановки Нюша с

этими показателями не попала, «о все-таки кое-кого

оставила позади себя; в прошлые годы этого не было.

— Растешь, Нюша,—говорили доярки.

— Расту,—тоненько отвечала Нюша.

«Да, вот расту. Глядите, как бы вас не переросла».

«Если бы я вышла замуж за Иннокентия

Владимировича,—думала Марьяна,—надо ли было бы, чтобы

Сережа называл его отцом? С одной стороны, Сережа