Ясный берег

Заговорят про Таню и Бекишева — Нюша вступается: стран-

но! Она к нему, кроме как за производственными

данными, и не обращается. У вас старорежимный взгляд на

взаимоотношения.

Холмогорка Стрелка отелилась двадцать восьмого

января здоровым теленком хорошего веса. Первые дни

после отела она давала по семь-восемь литров молока, на

пятый день удой повысился до двенадцати литров.

Следующие дни шло дальнейшее повышение: тринадцать,

шестнадцать, семнадцать, восемнадцать с половиной.

— Стрелочка! — сказала Нюша при Бекишеве.—

Вывози, дорогая, на тебя вся моя надежда!

Бекишев посмотрел на Нюшу, ничего не сказал, но на

другой день принес ей большой разграфленный лист

клетчатой бумаги.

— У меня такой же,— сказал он.— Каждый день

будем проставлять стрелкин удой, потом вычертим

кривую.

Стрелка стала получать жмыхи. Подсолнечный жмых

Нюша замачивала обратом — снятым молоком, а

льняной давала в сухом виде, потому что размоченный он

прилипает к деснам и нёбу коровы. Стала Стрелка еще

больше давать молока: девятнадцать, двадцать три,

двадцать четыре литра... Вдруг вниз пошла кривая:

двадцать три, девятнадцать, семнадцать... Нюша

перепугалась; прибежал Анатолий Иваныч; велел отставить

свеклу, а вместо нее давать клевер,— что-то у Стрелки

случилось с желудком. Велел также кормить

небольшими порциями, но почаще. Подошли директор Дмитрий

Корнеевич и Бекишев — целое производственное

совещание состоялось. Бекишев привел Иконникова. Иконников

просмотрел график удоев и стрелкины рационы (Нюша

их записывала в особую тетрадку) и милостиво

согласился со словами Бекишева, что есть смысл индивидуали-

зировать питанве Стрелки и использовать для ее раздоя

все корма, какими располагает совхоз.

Расщедрился! Нюша с первых дней поняла, что

Стрелка с лихвой окупит все, что на нее затратят.

Стрелка оправилась быстро; опять пошла вверх кривая

удоев. Пришлось доить Стрелку по четыре раза в сутки,

потом по пять раз, потом по шесть.

Нюша приходила на скотный двор задолго до

рассвета, в начале четвертого часа. Задавала Стрелке

утренний корм: свеклу (опять разрешил Анатолий Иваныч),

мелко изрезанную и посыпанную о-всяной мукой,—

Стрелке это блюдо нравилось. В четыре Нюша садилась доить

Стрелку. После дойки давала комбинированный корм,

зерно, которое Стрелка ела особенно охотно, обильно

запивая свежей водой. В шесть часов, когда Нюша

доила Стрелку уже вторично, приходил Бекишев, еищ

красный после утреннего умыванья, с мокрыми волосами,

гладко зачесанными назад. Он всегда говорил одни и

те же слева:

— Доброе утро. Ну, как?

И записывал цифру вчерашнего удоя. Цифра была

большая, приближалась к сорока...

Теперь уже и Коростелев завел себе график и'тоже

каждый день наведывался к Нюше, иногда даже по два,

по три раза. Глаза у него азартно поблескивали. Он все

беспокоился, не потеряла бы Стрелка аппетита.

— Ест? — спрашивал он, заскочив на минутку.

— Ест! — отвечала Нюша, ответно блестя глазами.—

Что я думаю, Дмитрий Корнеевич, не обязательно ей

один чистый клевер, можно и осоки, немножко, для

разнообразия, она осоку хорошо ест.

— Ладно, диктуй! — говорил Коростелев.— Я скажу

старшему зоотехнику — будет выписывать все, что

закажешь. Тебе видней.

Вот как он с нею теперь разговаривал, вот как

доверял ей!

Прибегала Таня: «Что новенького?» Доярки, приходя

на работу, прежде всего заглядывали к Нюше:

«Прибавила?»

Нюша отвечала коротко. Ей не нравилось, что

столько ходит народу. Коровам беспокойно. Корова любит

тишииу.

Отец понимал это, Степан Степаныч. Похаживает

около двора, крутит свои цыгарки, вздыхает, а к Нюше не

заходит. Только вечером, дома, спросит:

— Идет дело?

— Идет!

— Ты ее когда купала?

— Раз в месяц я их с мылом мою. Недавно мыла.

— А вымой лишний раз. Для аппетиту. Чтоб бодрость

в ней взыграла.

Хороший советчик отец.

Бекишев специально читает книжки о раздое коров.

Вычитает что-нибудь новенькое — и сразу к Нюше,

— Спасибо,— говорит Нюша.— Попробую.

— Вы запишите. Давайте., я вам запишу, .

— Спасибо, запомню без записки;

Иной раз что-нибудь такое скажет Бекишев, что

старых доярок разбирает смех.

— Погодите,— скажет,— в новых скотных дворах мы

такие создадим условия!.. На окнах повесим шторы —

регулировать освещение; и поставим радиолы — будут

коровы доиться под музыку,

— Что ли — от музыки удои повысятся? —

спрашивают его.

— Именно, повысятся.

Женщины смеются. Нюша пожимает худеньким

плечом: чего смеяться? Человек серьезный, знает, что

говорит. Ей представляется, как будет здесь на скотно-м

через два-три года: механизация полная, чистота. И

красивая, тихая музыка. Разве не хорошо? Очень

хорошо.

Разговаривают Коростелев р Бекишев.

— Вита швиц дала шестьдесят девять, симменталка

Фрея — семьдесят два, а мировой рекорд, семьдесят семь

и семь десятых, поставила все-таки холмогорка

Вольница.

— Еще не вечер,— говорит Коростелев,— мы не

знаем, где стрелкин предел.

— Может быть, не так уж и далек ее предел,—

говорит Бекишев.

Нюша смотрит через окошечко электрического

доильника, как быстро-быстро бежит по резиновой трубке мо-

локо, и думает: да, еще не вечер. Кто знает, может быть,

Стрелка окажется не хуже прославленной Вольницы. А