На Андрея смотрело искаженное мукой лицо. Человек этот, очевидно, умер уже много веков, а то и тысячелетий назад. Темная высохшая кожа обтягивала кости черепа, на котором сохранились остатки черных длинных волос. В страшном посмертном крике раззявленного рта блестели зубы. Шея была вывернута и вытянута, будто человек, уже умирая, пытался вырваться из удерживавших его пут. Судя по напряженной позе мумии, тело его, видимо, при этом было крепко связано, а возможно, и спеленато бальзамирующими бинтами, остатки которых сохранились на костях. Вытянутые ноги, только немного согнутые в коленях, – ими человек, видно, тоже пытался порвать тугой кокон, в который его замотали, но не преуспел. Скрещенные руки, плотно прижатые и, наверное, при жизни примотанные к груди. Только чуть растопыренные и изломанные пальцы выдавали следы давней борьбы за жизнь.
Перед Андреем на секунду мелькнуло видение – как этот человек, умирая, бьется в своих путах под тяжелой крышкой саркофага и кричит, срывая голос.
Его замутило. Он попятился.
– Смотрите внимательнее, – велел князь, останавливая его твердой рукой.
Смотреть не хотелось, хотелось зажмуриться, бежать отсюда как можно дальше и постараться забыть то, что видел.
Но рука князя держала крепко. И что-то еще… что-то еще держало, притягивало взгляд. Несмотря на отвращение и ужас, Андрею самому нужно было что-то там разглядеть. Что-то важное. Он опять почувствовал уже знакомое жжение в груди. Гулко застучало, заколотилось сердце, будто в нем забилась серебряная бабочка, пытаясь вырваться наружу. Это она хотела смотреть. Ее звал жуткий кричащий мертвец. И Андрей едва справился с этим зовом и остановил рвущуюся к нему бабочку.
Тяжело дыша, он выпрямился и только тогда заметил, что почти висит на руках князя и Михаила Ивановича. Его знобило, по спине ползли струйки ледяного пота. Но бабочка, кажется, угомонилась.
– Так и знал, что рано такое мальцу, – укоризненно пробурчал Михаил Иванович.
Князь не обратил внимания на его ворчание и обратился к Андрею:
– Справляетесь? Или уйдем?
«Уйдем», – захотел сказать Андрей и опять почувствовал пока не болезненное, только щекочущее движение крыльев бабочки и ее недовольство. Если он сейчас уйдет, она все равно не даст ему покоя. Это будет значить, что он признал поражение, сдался. И когда-нибудь потом это все опять придется начинать сначала.
– Нет, – ответил он, сжав зубы, – нормально. Справляюсь.
– Отлично! – сказал князь. – Тогда продолжим. Смотрите и постарайтесь разглядеть здесь второй и третий слои.
Преодолев отвращение и ужас и не обращая внимания на беспокойство бабочки, Андрей всмотрелся внимательнее. И наконец увидел за потемневшими костями и высохшей кожей настоящее человеческое лицо, искаженное мукой, а еще антрацитово-черные мерцающие ленты, плотно стягивающие тело мумии, более того, примотавшие к нему фамильяра, тускло-серую изломанную тень какой-то птицы.
– Это… это что? – помертвевшими губами пробормотал Андрей.
– Что вы видите? – оживился князь.
– Черные ленты, – ответил Андрей, – мертвого человека и мертвого фамильяра… Такое бывает?
– Очень хорошо! Что-то еще? – подбодрил его князь.
– Еще мне кажется, что они не совсем мертвы… – добавил Андрей. – Как будто… как будто они еще здесь, только эти ленты… не дают им шевелиться.
– Отлично! – обрадовался князь. – Теперь давайте выпустим вашу бабочку. Но! – он предостерегающе сжал руку на плече Андрея. – Будьте готовы сразу же по моей команде отозвать ее обратно. Если почувствуете: что-то идет не так, она выходит из-под вашего контроля – отзываете ее немедленно, не дожидаясь моего знака. Понятно?
– Понятно, – растерянно ответил Андрей.
Он что, хочет, чтобы Андрей… оживил этого древнего мертвеца?
Михаил Иванович закряхтел неодобрительно, но все же промолчал.
Андрей вытянул руку, призывая бабочку и выпуская ее на свободу. В груди полыхнуло огнем, сердце гулко бухнуло и замерло на миг – и ослепительно сияющая бабочка сорвалась с дрожащей ладони и метнулась к мертвецу. Теперь Андрей знал, как надо: он не отпускал ее одну. Он сам был с ней. Смотрел ее глазами, слышал зов мертвого человека, чуял ее нетерпение, силу и свет серебряных крыльев. Под этим светом неподвижное лицо ожило, дрогнули пергаментные веки, блеснул белок закатившегося от боли глаза и высохшие губы шепнули: «Освободи меня…»
– Назад! – крикнул князь.
Андрей послушался с неохотой и неприязнью, почти с ненавистью к этому самонадеянному глупцу, который не понимал, что делает, но которому почему-то нужно было сейчас повиноваться. «Позже, – пообещал он взбешенной бабочке. – Позже, когда мы сами во всем разберемся».
Она послушалась, на несколько секунд зависла в воздухе, бешено молотя крыльями, так, что казалось, серебряные искры сыплются во все стороны. Потом кинулась на протянутую ладонь Андрея, в раздражении больно царапнула его лапками и распласталась по ней, стекла под кожу серебряным обжигающим светом, который впитался в кровь, потек по венам горячим жгучим потоком, чтобы полыхнуть огнем в сердце и заставить его биться сильно и тревожно.