– Хочу огорчить, картинок там нет, – заметил Риккардо.
Это было слишком. Пат отреагировала немедленно.
– Сейчас дам пощечину! Я серьезно!
– Вот, уже угрозы пошли, – пожаловался сам себе де Вега. – Это повесть о настоящей любви и дружбе. О том, что так редко встречается в нашем мире. Но читать нужно осторожно, первая часть ее вызывает радость, вторая слезы… Рекомендую. Я ее не раз перечитывал.
– Как-нибудь прочту, – пообещала Пат и положила книгу на край стола.
Неудачно. Тяжелая книга упала на пол. Риккардо резко наклонился за ней.
Пуговица оторвалась, рубашка раскрылась. Пат едва не закричала. Попыталась, но язык отказал. Грудь и живот Риккардо были изуродованы страшными шрамами. Такие раны смертельны. Патриция знала, что он никогда не дрался на дуэли и в сражении не был ни разу ранен.
Де Вега никогда не упоминал ни о чем, что могло быть причиной ранений. А Патриция думала, что знает о нем все.
– Что случилось? – Риккардо попытался улыбнуться. – А, пуговица отлетела? Да, не умею я их пришивать. А эту рубашку слугам поручить нельзя. Самому надо.
– Другое, – нервно произнесла Патриция. – Что с тобой? – она указала рукой на разошедшуюся рубашку.
– А, это! – помедлил с ответом де Вега. – Так, было дело, волк подрал.
– На охоте? – переспросила она.
Риккардо никогда не охотился сам, хотя и принимал участие в охотах, устраиваемых другими, чем вызывал насмешки.
– Нет, в гостях у паасинов.
– Что они с тобой сделали?
Граф Кардес, скорее всего, понял, что будет проще рассказать всю правду, чем упорствовать. Он знал – она не отстанет.
– У паасинов есть такой обряд, – начал Риккардо. – Когда юноша становится мужчиной, ему дают нож, и он дерется один на один против большого черного волка. Если побеждает – устраивают праздник в его честь, а волка хоронят, как паасина, на родовом кладбище.
– Если нет?
– Хоронят человека. Хоронят и забывают. Навсегда.
– Ты победил?
– Нет.
– Как это? – удивилась Пат. – И вообще, при чем здесь ты?
– Я узнал об этом обряде и захотел доказать себе, что я мужчина. Паасины долго не соглашались, но я сумел их убедить. Волк был просто огромный, выше, чем мне по пояс. А у меня только большой нож против его клыков и когтей. Умирать в восемнадцать лет страшно. Что было, помню плохо. Только конец: волк повалил меня на землю, вцепился в левую руку, я успел закрыть ею горло.
Он рвал мне когтями живот и грудь, я бил его ножом в брюхо. Потом… потом он вдруг отступил. Мы долго смотрели глаза в глаза, наконец он развернулся и скрылся в лесу. Меня приняли в племя паасинов. Я теперь один из них. До меня из всех людей это удалось лишь моему тезке.
– Тому, что был колдуном? – уточнила она.
– Да, но не «был», а слыл! – поправил ее Риккардо.
– Почему я об этом не знала? – Пат решила, что оправилась настолько, что может уже возмущаться.
Риккардо обидно рассмеялся.
– Пат, милая, ты привыкла к тому, что я все рассказывал тебе, но есть вещи, о которых следует молчать. Мы ведь тесно не общались, до свадьбы дело не дошло, – Пат почувствовала, что краснеет, – поэтому моя маленькая тайна осталась тебе неизвестной.
– Не верю, – логика у нее работала хорошо, – откуда в Кардесе столько черных волков, если каждый паасин должен убить одного?
– А в Кардесе черных волков нет, – ответил де Вега. – Только серые, но их паасины не трогают. Священны.
Патриция замерла, чуть приоткрыв рот. Риккардо улыбнулся.
– Волка призывают жрецы-шаманы. Это бой не с животным, а с самим собой. С отражением. С темной стороной натуры, эмоциями и чувствами, что затмевают разум. Воин должен уметь их обуздать, победить.
– Но ты ведь его не победил? – перебила его Пат.
– Нет, мы разошлись мирно. Это случается крайне редко. Такой человек становится шаманом, он сможет вновь призвать волка, но уже для других.
– А ты можешь?
– Для других – нет, для себя – могу, – если Риккардо и лгал, то виртуозно. – Если захочешь, я могу тебе это показать, – предложил он. – Раз в год я бываю в гостях у паасинов, навещаю шаманов. Хочу побывать там и в этом году. Пока я еще жив.
– Хочу, – не задумываясь, ответила Пат, сделав вид, что не заметила последней ремарки.
– А как же вера? Церковь ведь осуждает язычество и их обряды.
– Буду знать, что они собой представляют и как с ними бороться. – Он хотел ее этим смутить? Не выйдет.
Риккардо одернул рубашку, но закрыть покрытую шрамами грудь полностью все равно не удалось.
– Сними наруч, – вдруг неожиданно для самой себя потребовала Пат.
– Нет, – мотнул головой Риккардо.
– Сними!
– Пат, любимая, давно прошло то время, когда я выполнял все твои просьбы и требования по первому же слову. Я изменился…
– В худшую сторону!
– Может быть, – согласился он. – Но ты больше не можешь требовать. Мы не связаны ничем, кроме старых чувств, которые у тебя уже погасли, а у меня еще теплятся.
– Пожалуйста, сними наруч, – попросила она.
– Зачем, Пат? – тихо спросил он.
– Я так хочу. Мне нужно, нужно увидеть, что под ним.
– А что ты хочешь увидеть? Адскую печать, подтверждающую, что я продал душу в обмен на разрушение твоей жизни? Ее там нет.