Ястреб на перчатке

Риккардо де Вега – граф Кардес – отвлекся от письма поднял взгляд на нарушителя покоя.

– Что случилось, Хуан? – спросил он у юноши-конюшего. Тот с трудом переводил дыхание, сразу видно – бежал изо всех сил.

– Там, там… – конюший глубоко вздохнул, выравнивая голос, – монсеньор, в городские ворота въехала карета с королевским гербом на дверцах, в сопровождении черных гвардейцев. Старший из них просил передать вам: «Сеньор де Вега, встречайте свою смерть».

– Спасибо. Я давно ждал эту новость. – Де Вега отложил в сторону перо, его рука чуть дрожала, и замолчал. Встал из-за дубового стола, заваленного раскрытыми книгами и исписанными листами бумаги, подошел к окну. Через распахнутые настежь ставни легкий ветерок заносил в кабинет пьянящий аромат цветущих вишен. Взгляд графа устремился куда-то вдаль. Может быть, за речку Дайку, на противоположном берегу которой стоял храм Единого – место упокоения двенадцати графов Кардесов. А может быть, на Спящую Гору, окруженную великолепными дубовыми рощами. На вершине горы согласно старинным преданиям обитал Белый Ястреб – покровитель рода де Вега.

Риккардо долго стоял молча, не шевелясь, застыв на месте. Подданные давно привыкли к подобным приступам меланхолии, что часто, в последние месяцы очень часто, находили на графа.

– Где остановились гвардейцы? – поинтересовался Риккардо.

– Они едут сюда, монсеньор, – ответил конюший.

– Прекрасно, я встречу их. Можешь идти.

Конюший склонил голову в поклоне и вышел.

Граф потянулся, разминая затекшие мышцы – все утро писал, не вставая из-за стола. Усталость давала о себе знать. Подошел к зеркалу, поправил волосы, коснулся гладко выбритого подбородка, грустно улыбнулся сам себе. Провел рукой по лицу – тремя пальцами по трем тонким шрамикам, что тянулись через левую щеку. Графа словно кто-то полоснул когтями по лицу.

Этой зимой сеньор де Вега справил двадцатитрехлетие. Он был невысок, сухощав. В большом, в рост человека, зеркале в оправе из драгоценного красного дерева отражалась его фигура, облаченная в простой наряд, лишенный всяких украшений, – красные штаны и белую хлопковую рубашку. Белый и красный – фамильные цвета дома де Вега.

Их род когда-то бежал из Остии – отсюда вторая фамилия, вдобавок к первой – титулу. И неважно, что права на вегайские виноградники графом Кардесом давно потеряны, традиции в Маракойе чтят свято.

От отца, известного на весь Камоэнс полководца и заговорщика, Риккардо унаследовал густые черные волосы, волевой подбородок, гордые черты лица, умение презрительно улыбаться. Сам Риккардо отца помнил плохо – того не стало, когда сыну едва исполнилось восемь. Однако соратники покойного Энрике – его воспитатели – говорили, что он вылитый отец в молодости. То же лицо, лицо человека сильного, уверенного в себе: лидера, вождя, полководца.

Но истинную натуру Риккардо выдавали глаза. Большие карие глаза да светлая кожа – вот то немногое, что он унаследовал от матери-северянки, умершей при родах. Мягкий, чуть грустный взгляд раскрывал в нем натуру добрую, отзывчивую, чувствительную и слабую.

Граф обернулся, услышав стук каблучков за спиной. Увидел молодую темноволосую девушку в длинном, до пола, голубом платье.

– В этом наряде ты просто великолепна, Кармен! – попытался улыбнуться он. Не получилось.

– Не заговаривай мне зубы, Риккардо, – не приняла она его вымученный комплимент. – Конюший кричал: «Смерть в городе!»

– И что из этого? – устало спросил граф. – Ты не волнуйся, Кармен, сегодня я умирать не собираюсь. Так что недели две тебе еще придется терпеть мои придирки. Зато потом – свободна!

Девушка подскочила к нему, занесла руку для пощечины, но не ударила. Лишь коснулась щеки.

– Дурак. – Она провела по его лицу тонкими красивыми пальчиками.

– Дурак, взял да и сорвался на тебе… – согласился Риккардо. – Прости мне мою глупость. – Он виновато склонил голову.

По ее лицу пробежала маленькая слезинка.

– Они же тебя убьют.

– Знаю. Я ждал этого. Устал жить. – Граф чуть приобнял ее. Длинные блестящие волосы пахли черемухой.

Пальцы девушки коснулись еле заметных узеньких шрамиков на правой щеке Риккардо.

– Ты все еще ее любишь? – тихо спросила она.

Риккардо ответил не сразу.

– Не знаю, уже не знаю, – пауза, – буду честным… наверное… да.

Девушка вздохнула.

– Не поверишь, но я никогда тебя к ней не ревновала. К этой змее с ледяным сердцем, что овладела твоими мыслями. Даже тогда, когда в постели ты называл меня ее именем.

– Верю, солнышко, верю. Ведь, чтобы ревновать, нужно любить, – прошептал он ей на ушко, прижав к себе.

– А я тебя люблю, Риккардо, как брата…

– Знаю, Кармен, знаю. Ты для меня самый дорогой человек…

– После Патриции… – печально докончила она.

Он не ответил. Слышно было лишь, как усилившийся ветер треплет бумаги на столе.

– Ну ладно, солнышко, – тихо сказал наконец Риккардо, – мне нужно идти. Встречать «гостей». Прошу, не плачь. Я еще жив.

Он вышел из кабинета; шаги гулко отдавались от паркетного пола. Внутри резиденции графов Кардесов всегда царила прохлада, и этот необычайно жаркий день не был исключением.