— Ого… И это был второй мандарин Ласочки. Все стало еще лучше, еще ярче и сочнее. Появлялись мужчины, безобразно грубые, мерзкие, и это было — остро. Голый Токай валялся в кресле, это у него переняла она позу — поперек, с ногой, закинутой на спинку. Прекрасный, как греческий бог. Подбадривал, наблюдая и комментируя, говорил, что и как надо сделать с этой сукой. И под его взглядом, от его ленивых и нарочито равнодушных слов, она загоралась и пылала, не остывая. Так он привел и Беляша. Тот был хорош, пил и тогда много, но мощный организм еще держался. Она трахала их обоих, так нравилось ей думать. И Токай подсказывал, чем должен заниматься Сека Беляш. Сволочь, хитрая сволочь Токай, это его идея, с фотками и шантажом. Но вышло все так, будто Ласочка придумала сама и уговорила быдлугана. И ладно бы, все шло вполне нормально. Пока не появилась эта мелкая чернявая сучка.
Беляш дернулся на кровати, зашарил рукой и открыл глаза. Сглотнул, поднимая тяжелую голову.
— Водки… налей…
— Ага, — ровным голосом ответила, не пошевелившись. Он снова уронил голову, глядя в потолок, сказал невнятно:
— Вот же… сука белая… И снова заснул.
Ласочка сердито убрала руку с живота и закинула за голову. Она как раз тогда подумала — вот он мой третий настоящий мандарин!
Двое вместе. Токай и Ласочка. Оба свободны, и оба принадлежат друг другу. Смеются над всем миром. Трахают его, как хотят. Он разозлился тогда, увидев в подвале чернявую. Сшиб фотокамеру, кажется, кому-то дал по рогам. Как она пропустила? Не заметила спьяну. Подумала, в делах какой прокол, и он просто сорвал злобу.
…Как только ее осенила мысль, она рванулась к нему, приехала на тачке, он открыл, замотанный в полотенце, поняла — не один. Потащила на кухню. И смеясь, стряхивая с волос меховую шапку, рассказала ему, как они теперь будут жить. Вместе. Сделала предложение, идиотка. Раз в жизни решила передарить свой подарок, и упивалась собственной щедростью.
— Макс, ты будешь, как сейчас, понимаешь? И я буду. И мы вместе… Он, сидя на кухонном табурете, расставив мощные ноги, прервал ее, расхохотавшись.
— Вместе? Ты с дуба упала, что ли? На тебе жениться? Встал и, обнимая ее за плечи, сказал, подталкивая в коридор:
— Езжай, проспись, от тебя коньяком несет и куревом. Денег дать на тачку? И не услышав ответа, предложил:
— А то оставайся, попилимся вместе. Вместе. Только это «вместе» он ей и мог предложить. Она уехала. И правда, ведь пьяная была. Через несколько дней вызвонила его, встретились в «Джамайке». Попробовала снова все объяснить. Он же понимает! Должен понять, он один знал, какая она. Жило на свете прекрасное чудовище и искало себе пару. Нашло. Он ее пара. Два прекрасных чудовища. А он выслушал, и — отказался. Просто покачал головой и с каким-то дурацким сожалением ответил:
— Извини, Ласонька. У меня другие планы на свою судьбу. И тут она вспомнила, что видела, и что ей говорили. Что болтал языком бухой Беляш. Ляпнула наобум:
— Она так же будет тебе все позволять? Думаешь, да? Эта черномазая! Оказалось, угадала. Он положил на стол руки и медленно сжал кулаки. Пристально глядя темными глазами под черными бровями вразлет, отчеканил:
— Она и знать ничего не будет. Для нее, с нашей свадьбы я буду чистый и верный. Все типа в прошлом. А если откроешь поганый свой рот, я тебе в него затолкаю тонну твоих сраных мандаринов. Поняла, шалава?
Ласочка скатилась с кресла и села в него, выпрямив спину. Кусая губы, подняла с пола початую бутылку шампанского и, взвешивая в руке, посмотрела на спящего Беляша. После того разговора Токай ее отдал. Отдал этому уроду, быдлу, отряхнул руки. Чистенький. Выбирайся, Ласонька, как умеешь. А я теперь — Максим Токай, любящий муж попользованной ссыкухи, которая мне ботинки лизать будет. За то, что вытащил из подвала. Два раза вытащил! Видно, любит.
— Вот, черт… Плохо, когда голова трезвая. Слишком уж все правильно складывает.
Любит. Он ее любит. Бутылка тяжелая. Если сейчас уработать по голове Беляша, он скопытится, не просыпаясь. И убежать. На какое-то время станет легче. Потому что секс уже не помогает. Но ведь поймают. А ей еще надо разобраться с некоторыми нежными влюбленными… Ласочка выдрала из темного горлышка полиэтиленовую пробку. Налила в поднятый с пола стакан, выпила одним махом, моргая заслезившимися глазами. Прижала ко рту ладонь и налила снова. Бросила пустую бутылку. Выпила второй стакан. Икнула и, неся его в руке, побрела к постели. Валясь рядом с Беляшом, тыкнула в бок стаканом:
— Вот тебе… налью, хочешь? Но тот спал и она, заплакав, заснула рядом.
Глава 18
Ника сидела на крылечке, раскинув ноги и опустив вялые руки.
Напротив, через слепящее белое солнечное пространство в короткой тени у веранд переминался с ноги на ногу полноватый мужчина в панамке и шортах. Стеснительно оглянувшись на Нику, медленно побрел вверх по железным гулким ступеням и, вытирая пот со лба, постучал к двери крайнего номера.
— Надежда Васильевна? Наденька, вы спите? Из-за двери что-то невнятно пробормотали. Мужчина потоптался еще и воздел руку с потрепанной книжкой.