— Может, просто вода ушла ниже, — предположила Ника, — да чего ты расстроился? Там никто не пользует ее. Осенью будут дожди, вернется.
А ты знаешь, что Беляш удрал? Вот здорово, да?
— Никуся, ты не ходи одна. Далеко не забирайся. И не ходи к дому в степи, хорошо?
— Хорошо. А что там? Я видела, вечером как-то, там костер горел, с другой стороны. Может, хиппи какие?
— Не подходи к нему, ладно? Обещаешь? Ника, улыбаясь, взъерошила короткие выгоревшие волосы.
— Обещаю. Мне нужно картошку чистить. Алене помочь. Ты иди поспи, еще пару часов все будет мертвое, такая жара.
— Один? — ужаснулся Фотий и накрыл лицо рукой, демонстрируя отчаяние.
— Один, — непреклонно сказала Ника, — ибо нефиг, у меня скоро сын встанет, а мы там, будем с тобой, гм, спать. Я уж лучше к Алене. От греха.
Ночью Нике приснилось, что Васька привезла ей в подарок новые простыни — из чистого гипса. И теперь они с Фотием лежат скованные мокрым тяжелым подарком, она пытается пошевелить рукой, но не может ее поднять и вдохнуть не может, и даже на глазах лежит толстая жаркая пленка. Пугаясь, Ника замычала, и с трудом втягивая тяжелый воздух, открыла глаза. На стене мерно тикали старые часы. По виску бежала щекотная струйка теплого пота. Тяжело дыша, она смотрела в потолок. Шевельнула рукой — отбросить влажную от пота простыню, но та давно уже валялась на полу. Фотий сказал, зимой обязательно поставим кондишен в маленьком доме. Но то, если будут деньги, а это еще бабушка надвое… Медленно поворачиваясь, увидела рядом с собой пустое пространство.
Мужа не было. Ника прикрыла глаза и задышала мерно, стараясь заснуть. С самого утра полно работы, надо выспаться. Сейчас он вернется и тихо ляжет к стене, перекидывая через нее большое тело, стараясь не тронуть, чтоб не добавлять жара. Ей казалось, всего минуту провела в полудреме, но когда снова открыла глаза, за окном неярко подступал к распахнутым стеклам свет, еще еле заметный. А Фотия не было. Ника медленно села, оглядываясь. Предутренняя тишина от сонного чириканья птиц казалась еще более полной. Только начали. Еще какое-то время будут вскрикивать и замолкать, чтоб потом зайтись в утреннем гомоне. А после — выйдет солнце. В тихом дворе послышались шаги. Скрипнула дверь. Слушая, как шаги приближаются, Ника легла и закрыла глаза, недоумевая. Наверное, надо просто спросить. Но он так тихо вошел, не хочет будить ее. Или не хочет, чтоб знала — его не было почти всю ночь? После недолгой тишины подался матрас, рука коснулась ее плеча, теплый воздух поплыл и снова замер. Поворочавшись, Фотий еле слышно кашлянул, сдерживаясь.
— Ты где был? — вполголоса спросила Ника, глядя в потолок.
— Ворота проверил. Спи.
— Тебя долго не было. Очень. Затаив дыхание ждала ответа. И после паузы он сказал:
— Да я два раза выходил. Ночью в туалет. Ты спала.
— Мне показалось, да? Он провел рукой по ее голому бедру. Рука была горячая и сухая.
Убрал, вздохнул, устраиваясь удобнее.
— Спи, моя Ника. Утро скоро. Спи. Но сон к ней не вернулся. Шея ныла, и немного болела спина, как всегда бывает, когда надо лежать тихо, а сна нет. Куда он уходил? И когда ее перестанут мучить дурацкие подозрения? Он ее любит. Ну да, а его копия сын Пашка любит Марьяну. И это не мешает ему ночами скакать в окна к отдыхающим дамочкам. Такой летний бонус — им ничего не надо кроме секса, они не станут бегать с просьбами взять их замуж. Они уже замужем. Потому быстрое ночное приключение — так приятно. И так секретно. Фу, сказала мысленно, совсем расстроившись, фу, дурацкие какие ночные мысли. Ведь сама будет смеяться завтра, когда увидит, как он смотрит. Хотя в последние пару недель не так уж и смотрит. Ника сердито сдвинула брови и стала перебирать отдыхающих дам, примеряя их на роль ночных охотниц. Нельзя сказать, что в Ястребинке было много кандидаток нынче. Но что стоит Фотию пробежаться по прибою до поселка — двадцать минут быстрого хода. Тем более, что самые кандидатки, они как раз себя не светят. Ужасно хотелось мужа растолкать и учинить допрос. Или хотя бы пусть поцелует… Но он спал и, совсем расстроившись, Ника заснула тоже.
Глава 19
Жары хватало на высушенную до соломы степь, на море — совершенно неподвижное и почти горячее. И город лежал под застывшим зноем — как под высоким стеклянным колпаком, откуда выкачали весь воздух. Редкие ночные фонари поджаривали черные улицы, лился желтый кипяток на неподвижные листья. Иногда несколько листьев, умирая, срывались с дерева, падали с еле слышным жестяным звуком. Проезжала машина, и они, порываясь за ней, отставали, мотор стихал вдали, а листья еще крутились, чуть слышно гремя. Разморенно лаяла далекая собака, вяло орали коты на детской площадке. Ласочке приснилось, что у нее выпали передние зубы. В ужасе она щупала рукой челюсть и та под пальцами подавалась мягко, как тряпочная, а кожу ладони покалывали чужие и страшные камушки, что еще недавно блестели ровным рядком за перламутрово-розовыми губами.