Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Нива плавно шла по шоссе, шуршала шинами, мерно рыча мотором.

- На что?

- Ну-у, если не заругает, ты проиграл. Встанешь на стол и прочитаешь стишок. Про новый год.

- А ты? Если проиграл? А! Я знаю! Ты песню споешь, да?

- Только я на стол не полезу, брат Женька, а то потолок пробью.

Фотий протянул большую ладонь, и Женька, хохоча, шлепнул ее своей ладошкой.

В просторном зале с каменным плитчатым полом и парусиновым низким потолком светили гирлянды цветных фонариков, провисая, спускались над каждым столом. На столиках красовались вазочки со степными цветами. Из темного двора наплывал щекочущий запах шашлыка и раскаленных углей, слышался оттуда азартный голос Пашки и солидный баритон Мити.

За круглой стойкой, неистово сверкающей гранеными зеркальными полками, торчала стриженая голова Ваграма. В белоснежной хрустящей рубашке с короткими крыльями рукавов над худыми руками, он старательно вертел высокий фужер, водружая на краешек ломтик лимона.

- А я ей и говорю, Тина, да что ты такое говоришь, ну мало ли что он там сказал, а ты ему как раз и скажи, то, что раньше говорила, - вещала Василина, наваливаясь на стол маленькой грудью, - Куся, ты меня не слушаешь совсем!

- Я слушаю, - откликнулась Ника и снова посмотрела на часы, - да где же их черти носят?

- Ох, не могу я на это смотреть, - Марьяна встала и пошла к стойке.

Отодвинула Ваграма от фужера и ловко закончила украшать коктейль, что-то неслышно рассказывая и показывая рукой на трубочки и бумажные зонтички. Ваграм впивал, в такт ее словам кивая головой и пылая большими ушами.

- Кусинька, да не волнуйся так! Ты, прям, Нина Петровна сейчас! Фотий твой взрослый уже мальчик, никуда он Женьку не потеряет! К шашлыку успеют.

Она подъехала со стулом поближе к Нике и вместе они стали смотреть, как Марьяна идет обратно, обходя столики с редко сидящими за ними гостями. Народу было немного, поселок уже опустел. Но Митя расклеил яркие приглашения, в которых пообещал каждому бесплатный напиток и порцию фирменного салата, и потому в бар подтянулись не только отдыхающие, но и аборигены. Сидели тут Алена Дамочка с тетей Валей, чинно топыря локти и сверкая дутыми золотыми серьгами. За столиком в углу примостился Петрович, он уже договорился с Митей о том, что будет приносить на кухню свежую рыбу, и потому сидел важно, как свой человек, держал корявыми пальцами сигарету с золотым ободком из подаренной пачки. Сдвинув два стола, гомонили ребята с хихикающими барышнями. Все как на подбор в белых рубахах, пузырями заправленных под ремешки наглаженных брюк. Девы сверкали люрексом и пламенели щеками.

- Жаль, Тинка не приехала, - задумчиво сказала Ника, и снова посмотрела на часы.

- Вот я и говорю, - вдохновилась Васька, - она мне, как сказала, что у них эта туристическая поездка, с этим, как его, ее, Сергеевым, ее ценским.

- Новиковым, - поправила Ника, - прибоем.

- А я что говорю!

- Васинька, ты что-то все говоришь, только про говоришь. А что говоришь, я и не пойму.

- Я говорю, пора уже шашлык есть, - подтвердила Василина, - а твои мужики где-то застряли. Марьяна, смотри, какая вся красивая! Мне бы такую попу маленькую. Митя бы меня залюбил еще больше.

Марьяна подошла, слегка краснея и хмурясь, стесняясь двух пар глаз, уставленных на нее. Поправила на плече тонкую лямочку вечернего платья, одного из Никиных, привезенных Ниной Петровной. Платье было темно-вишневое, немного тревожного оттенка, очень простое, мягко падало к тонким щиколоткам. И Ника, заставив ее нарядиться, ахнула, поворачивая девочку перед высоким старым зеркалом.

- А я думаю, ну что оно у меня лежало и лежало в шкафу, а оно тебя, значит, ждало!

И обе рассмеялись, когда из коридора сунулась в спальню лохматая Пашкина голова:

- Ну, вы тут, э… - и уставился, раскрывая серые глаза, - ух, ни-фи-га себе!

На самой Нике было ее любимое, цвета морской бирюзы, с высоким разрезом, открывающим ногу до самого бедра. Она уже и так посидела, и эдак, предвкушая, сейчас возникнет в распахнутой двери Фотий и глаза его раскроются так же, как Пашкины. И увидит, наконец, жена у него – обольстительная. Но перед тем как выйти в зал, они втроем уже наработались на кухне, и Ника устала сидеть обольстительно, повисла на стуле, скинув туфельки и поджав одну ногу под себя.

Пашкин голос стал громче, мелькнула длинная фигура, таща на плече какой-то кабель. Следом торопился Митя, волоча прижатый к животу прожектор. Кивнул девочкам большой головой:

- Через десять минут врубим на полную! И – танцы!

Ника нашарила ногой туфли и встала, вздыхая.

- Я выйду, посмотрю, вдруг едут. Ну что за мужики, вечно с ними.

- И взглядом, прям, поможешь им ехать быстрее, - резонно возразила Василина, трогая тонкой рукой завитые пряди, заколотые в античную прическу.

Ника пожала плечами и, показав жестом, мол, сидите, я скоро, двинулась через зал, улыбаясь и кивая знакомым. Ей стало что-то беспокойно. Ваграм за стойкой проводил ее восхищенным взглядом, держась смуглыми пальцами за новый фужер.