Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Вырвал руку и быстро пошел по выбеленным солнцем каменным ступенечкам.

Когда Ника, тяжело дыша, влезла на плиту и села рядом с Марьяной, та повернулась к ней и не улыбнулась. Посмотрела серьезно черными глазами и снова уткнула подбородок в колени.

- У тебя волосы отросли. Ты больше не стриги, ладно? Будем вместе, ты черная, я белая. А волосы длинные.

- Это ж еще не скоро, - ответила Марьяна.

Ника кивнула:

- Ну да. А чего торопиться? Вырастут же.

- Наверное.

- А тут приезжала тетка Иванна. С Галатеей собачкой.

Марьяна улыбнулась.

- Она хорошая.

- Очень. Иванна, конечно. Насчет Галатеи я чего-то засомневалась.

- Да…

Молчали. Ника думала, а что сказать-то? Сказать рады, так Пашка не смог, и Марьяна это знает.

- Хорошо тут как, - голос Марьяны был почти равнодушным, спокойным, - я и забыла, как тут хорошо.

- Вспомнишь. Ты ведь? Ты вернулась?

Марьяна молчала.

- Машенька, - сказала Ника и потрогала руку, лежащую на коленке, - ты подожди, ладно? Иногда нужно просто ждать и никуда не торопиться. Я не знаю, как тебе сказать, чтоб поверила. Но это так. Время вот…

- Меня Иванна так зовет.

- Да. Она тебя любит.

И новое молчание легло на песок, тоже никуда не торопясь. Ника села удобнее и стала смотреть туда же, куда смотрела Марьяна. Уплывая, вдруг стала ею – молодой девочкой, что пережила страшное. И пыталась оторваться от настоящих родных. Дважды. Начать совсем новую жизнь там, где никто не будет знать. Но не смогла. Потому что ее судьба – тут, с этими загорелыми водоплавающими мужчинами, которые, так уж случилось, знают о ней все. И став Марьяной, Ника тяжко поняла, как трудно вернуться ей туда, где гремела кастрюлями, командуя влюбленным мальчишкой, и чувствовала себя – красивой, чистой и нужной. …Теперь надо как-то быть. Носить в себе недавнее прошлое, понимая, что его же носит в себе Пашка, и что Фотий знает обо всем. И, тем не менее, быть снова настоящей – быстрой, язвительной и ловкой Марьяшкой, с острым языком и умением прекрасно готовить. Суметь снова поругаться, подшутить, посмеяться. Как будто остались у нее на это права. Уверить себя, что их отношение к ней – не жалость. Что все снова – настоящее. Потому что иначе не жизнь, а маета с каторгой. Всегда проще в таких ситуациях убежать и начать с нового листа. Но это и будет значить – убежать. Спрятаться. Струсить.

- Я без него не могу, - сказала Марьяна, отвечая на мысли Ники, - вот не смогу и все. Я поняла еще там, еще, когда все, вроде, хорошо. Испугалась. Потому что тогда надо все ломать, а разве же я ему нужна теперь? Мужчины такого не умеют выдержать.

- Много ты знаешь, про мужчин, - утешила ее Ника.

- Я его люблю. Это такое мучение. Хоть топись. Откуда я знала, что она вот такая – любовь? Дышать не могу, понимаешь? Жила, будто мне ногу отрезали. Вроде хожу, а не целая, без ноги.

- Ну вот, совсем ты у нас инвалид. И не дышишь, и без ноги, и еще утопленница…

- А тебе бы шутить, - ломким голосом сказала Марьяна и, наконец, заревела в голос.

Ника, обнимая трясущиеся плечи, с облегчением заплакала тоже. Так и сидели, ревя и шмыгая, тыкаясь друг другу в плечи мокрыми носами.

- С-совсем мы бабы с тобой, - всхлипнула Марьяна, вытирая ладонью лицо, и еще немножко отчаянно поплакала, уже цепляясь за Нику и тяжело вставая.

Когда медленно шли к Ястребинке, а море нежно сверкало, и солнце тянуло желтенькую предвечернюю дорожку по воде, грело им спины, укладывая под ноги длинные тощие тени, Марьяна сказала:

- У Иванны в парке бар, «Купидон» называется, там, на заднем дворе мангал. Угли такие, раскаленные. Мы с ней сидели, как с тобой вот сейчас. А фотки сгорели прям сразу, в конвертах, и высыпать не надо было.

- Вот и хорошо.

- Она думала, я деньги унесу, из квартиры. А я… я потом только паспорт свой взяла, в ментовке. А туда не стала приходить. Такая вот дурная.

- И молодец.

- Иванна тоже сказала так. Странно, да? И ничего совсем не спрашивала.

- Марьяш, мы тоже ничего не спросим.

- И Паша? – тоненьким голосом спросила Марьяна.

Ника даже согнулась внутри от отчаянной мольбы в этом беспомощном голосе. И взмолилась мысленно, Господи, да что же это такое, да ты уж дай им, я же просила! Дай этим щенкам, ну, пожалуйста!

Кивнула торжественно. Ужасаясь ответственности, что брала на себя, произнесла:

- Я тебе клянусь! Не спросит!

Девочка прерывисто вздохнула. И они поднялись по ступеням, туда, где Пашка гремел сковородкой на кухне, а Фотий сидел на крыльце, гладя меховой живот Степана. Рядом гулял по плитам Фаня, дрожал толстым хвостом и, время от времени присаживаясь, деловито писал, оставляя темные лужицы.

- Ой, - Марьяна присела рядом с Фаней и потрогала широкую спинку, - какой щен.

- Это Нику одарил новый поклонник, - рассмеялся Фотий, - ты много пропустила, сегодня за ужином узнаешь страшную историю черного Кипишона.

- Марьяна? – Пашка возник в дверях веранды, держа наперевес сковороду, - ты чего ту соль, вкусную, спрятала, что ли? Я тут все перерыл.