Ника не стала ждать, когда та вернется и снова станут слышны два не приснившихся ей тихих голоса, ночной смех, которым двое смеются, оглядывая и трогая друг друга. Закрыла дверь и легла, казня себя за то, что не могла уж проспать до утра, тоже мне принцесса на горошине. Уши сами ловили ночные звуки и не могли поймать, ничего. Потому сон не шел, убегая все дальше. А вместо него Ника увидела Марьяну, она там лежит сейчас, в больничной палате, наверное, совсем одна. Или с какими храпящими соседками. И знает, что Пашка, хоть и приехал по просьбе отца, но оставаться не захотел. Говорит ли ей сердце, что сейчас он с Ласочкой, у которой белые гладкие волосы, серые глаза в половину узкого лица и долгая, как заиндевевшая ветка фигура? Или сердце просто ноет?
- Фу, - шепотом сказала Ника, совсем расстроившись и совершенно не понимая, как же теперь. Умом все вроде понятно, ну да, секс. Ласочка о своих мировоззрениях заявляет прямо и не чинясь. Да, вроде, ничего особо ужасного не происходит, Пашка вырос уже, не пацан. Но одновременно это было ужасным и каким-то, мокрым и тошным. Будто очаровательная гостья взмахнула злой волшебной палочкой, покровы растаяли, и все вокруг сделались голые – в мыслях и телами тоже. И это так… нельзя так!
Утром она хмуро жарила оладьи на кухонной плите и слушала, как в коридоре ходит Фотий, переговариваясь с сыном и таская всякие нужные вещи. Шлепая тесто на сковороду, передернулась от Ласочкиного смеха, подхваченного Пашкиным баском. Отвернулась, когда та, свежая, сияющая, вошла, устроилась на табурете, поставив на перекладину ноги и хватая с тарелки горячий оладушек. Шипя через откушенный мелкими зубками кусок, сказала, прожевывая:
- Вкуснота! У меня бабушка такие делает. Ты наша бабушка, да, Никиша?
Ника снова шлепнула тестом в фыркающее масло. Косясь на открытую дверь, Ласочка промурлыкала, намазывая другой оладушек вареньем:
- Теперь я знаю, как вы с мужем. Сынок на твоего Фотия похож. Как братишка. У них все одинаковое, так ведь?
- Не знаю.
- Ой-й, еще скажи, ни разу на мальчика не посмотрела, как баба! Мне ж можешь сказать. Да я тебя насквозь вижу.
Ника оглядела оживленное личико и блестящие глаза. Ей вдруг стало страшно. Ласочка показалась уже не зверушкой, а каким-то космическим чуждым созданием по непонятной, но опасной причине, принимающем человеческий облик. Безупречная оболочка для существа, питающегося людьми. Их удивлением, страданиями, мучительным недоумением. И чем сильнее получалось дернуть тех, кого держала она своими коготками, тем прекраснее и живее становилось бледное личико. Умеет ли она просто жить? Сама? Или ей нужно присасываться к кому-то, вытягивая эмоции?
- Что молчишь? Я в точку попала?
Ника слегка улыбнулась, поворачивая оладушек. Всего один раз она смотрела на Пашку, как смотрит женщина, когда брела за ним по песку, спотыкаясь, и не имея сил отвести глаз от блестящей коричневой спины. Думала о Фотии, вот каким он был, когда ему было восемнадцать. И страшно жалела, что не родилась на двадцать лет раньше, не попалась тогда этому большому парню, с круглыми мощными плечами и резким ртом, не могла схватить его, прижимаясь, и прожить те двадцать лет, что он жил без нее.
«Господи», подумала снова, ошарашенная размерами того, что ощущает, «да как же сильно я его люблю».
Ответила в потускневшее лицо гостьи.
- Не угадала, дорогуша. Можешь тыщу раз не верить, но я никогда…
- Завтрак? – заорал Пашка и, протопав мимо, уселся напротив Ласочки, придвигая к себе тарелку.
Ника подумала уныло, сейчас начнут пялиться друг на друга, хихикать, резвиться, отбирая варенье и ложки, и Фотий сразу поймет, что к чему. Так и с Марьяшкой было. Но к ее облегчению, никаких фамильярностей свежеиспеченная парочка не допустила. И все вместе они мирно позавтракали, обсуждая, как сложится день.
Когда Фотий сел между Никой и Ласочкой, та стала серьезной, убрала за уши пряди волос, кушала аккуратно, опуская глаза и передавая сахарницу и варенье. Задавала какие-то вопросы, внимательно слушала, кивая. Что-то дельное сказала по поводу оформления туристических виз, и у них завязался с Фотием разговор, вполне деловой.
Ставя пустую чашку, Фотий сказал:
- Спасибо, Ника-Вероника, очень вкусно. Паша, какие планы?
Пашка быстро глянул на Ласочку, которая скромно, как школьница, опустила глаза, поглаживая узкой рукой коленку, обтянутую черными джинсами.
- Ну, раз приехал, парней надо повидать, мне там Геныч обещался пару гидрух привезти, надо напомнить. Заодно отвезу девушку. Тебе кстати куда? В Низовое подбросить или?
Ласочка подняла глаза, осветив всех невинным и трогательно озабоченным взглядом:
- Мне бы домой, в Южноморск. Родители уже волнуются, а я тут…
Фотий вопросительно посмотрел на Пашку и тот равнодушно кивнул, разводя длинными руками.
- Метнемся в поселок, докину до Южака. Потом сгоняю в больницу и вернусь. Нормально, пап? Или давай вместе. Тогда я из Багрова сразу в общагу. А ты на машине сюда.
- Нет. Нику я одну не оставлю. Так что или я еду, или ты.