- Ну, а потом ты сама видела – Марьяшка все больше молчит, и все – да некогда, да потом, да Паша извини, я домой, я занята. Хотел узнать, она меня послала. Ну, я и… пошел. В смысле, подумал, как хочешь.
- Еще бы спросил!
- Спросил! И еще десять раз спросил!
- Ясно…
Пашка рассеянно погладил кота и тот встал, затоптался на коленях, выгибая рыжую спину и бодая его под руку, мол, давай, люби меня дальше.
- Потом мне ребята сказали. Ее подвозил какой-то крутой, не из поселка. Приехал на джипе, ждал у дома. Она выскочила, нарядная вся, прыгнула и ту-ту, свалили куда-то. И не один раз так было.
- Ох…
- Два раза, - честно поправился Пашка, - и теперь она лежит с ногой, а я должен цветочки ей таскать, а где ж этот, с джипом? Вот он пусть и таскает!
Кофе остыл, Ника потянулась, не вставая, взяла ковшик и вылила туда свои полчашки. Пашка сунул свою кружку, она вылила и ее, поставила ковшик на печку. По кухне поплыл горячий запах, смешанный с запахом чуть жженого сахара. Разливая согретый напиток снова, Ника задумчиво подытожила:
- В общем, ничего мы толком не знаем. Я попробую с ней поговорить. А тебя прошу, Паша, ты с Ласочкой не крути.
- Да ладно тебе!
- Ты ей игрушечка. Ты мотаешься в Южноморск, она тоже туда приезжает, как я поняла, к родителям. Если найдет тебя, станет охмурять, посылай на три буквы.
Пашка ухмыльнулся.
- Ладно тебе. Нормальная девчонка. Веселая. Такая, знаешь, будто мы вместе росли.
- В том и дело, Паш. Со мной она тоже – будто мы вместе росли. И ты видел – с отцом то ж самое. Я женщин лучше знаю, поверь, от нее неприятностей будет выше крыши.
- Да ладно, - неуверенно повторил Пашка, и чтоб отвлечь Нику от обсуждения снежной девы, спохватился, - ты сама-то, давай, что в бухте стряслось?
Ника рассказала, стараясь говорить легко, как о веселых пустяках. О том, как упал обломок, перегородив тропу, и как она лезла сбоку, чтоб успеть проводить Фотия. И про веревку, брошенную черным капюшоном. Про глину с трещиной.
Пашка мрачнел, слушая. Ерошил короткие, потемневшие за зиму волосы. Когда замолчала, кивнул.
- Короче так. Без пистолета не лазь больше, поняла? Он конечно, липовый, но если ракетой в морду жахнешь, до самой шеи все разнесет. Я тебя научу быстро перезарядить, там легко. Ну и всегда можешь сигнал подать. Черт, собаку бы надо.
- Паш, ну что сразу в морду, - расстроилась Ника, - он же кинул веревку, этот непонятно кто. Значит, все не так плохо?
- Я когда маленький был, у нас тут поймали маньяка. Тоже хороший такой дядечка, днем с девочками знакомился, мороженком кормил. Звал на скалы, показать красоты всякие, закат любил смотреть. Три раза успел показать. Оно знаешь, когда прибоем тело повозит всю ночь об скалы, поди потом разбери – просто насиловал или еще перед этим мучил.
- Господи!
- Такие вот добренькие бывают. Поняла?
Ника закивала. Не удержавшись, добавила:
- Вот и Ласочка. Она с виду добренькая.
- Что ты заладила! - Пашка встал, снимая кота и усаживая на нагретую табуретку, - она же баба! Девка! А то был мужик. Разница есть?
Ника отставила пустую кружку и засмеялась, тоже вставая:
- Историю учи, герой! Да мы вам мужикам в коварстве сто очков дадим вперед! Пойдем уже трудиться?
В спальне, снова натягивая свитер, Ника нащупала в кармане рубашки обрывок фотографии и, вытащив, повертела в руках. Рассказать ли Пашке? Но все было таким непонятно расплывчатым, а у него и так в эти дни горестей хватило. Она снова засунула ломкую полоску в карман, наказав себе выбрать немножко времени и сосредоточенно подумать – насколько это важно. Может, просто пустяк.
Глава 6
Март шел по-над морем, меряя степь неровными медленными шагами. Никуда не торопился, замирал, останавливая время и злорадно ухмыляясь из-под насупленных холодных бровей. А то, вдруг раздобрившись, светил солнышком, но только Ника с надеждой запихивала в карманы куртки вязаные перчатки – снова щерил ледяные зубы, кидал в лицо горстями стылый ветер, который, казалось, воет насмешкой в озябшие уши – не будет вам весны, не придет!
Кроме неприятного марта, который виделся Нике одетым в ношеные лохмотья стариком, ничего в Ястребиной бухте особенного не происходило. Да и старик-март не скажешь, что происходит, сердито думала она, напяливая надоевшие перчатки. Хорошо, работы полно, хотя, говоря слова и думая мысли о том, что к сезону надо успеть как можно больше, она уже в наступление горячего летнего сезона не верила. Откуда бы ему взяться тут, в насквозь промерзшей степи, раскинутой над свинцовым морем, как старый дырявый платок.
- Я знаю, - сказала как-то, отодвигая ногой банку с краской и застегивая испачканными пальцами воротник до подбородка, - я поняла, у нас зима – весной. Так?
Фотий кивнул, вытирая кисть, которой подкрашивал железные перила. Ника скорбно вздохнула.
- А я радовалась, какая теплынь, трава в ноябре по колено. И в октябре, помнишь – бабочки и пчелы? А она просто переехала! Началась в январе и, погоди, февраль, март, да еще, наверное, прихватит кусочек апреля?