Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

- Как всегда, - Фотий улыбнулся ее расстроенному лицу с пятном краски на щеке, - зато потом лето, не забыла? Нам бы успеть. К маю. А там закрутится, Ника-Вероника, еще будешь вспоминать, как мы у печки ленились.

- Хочу уже вспоминать.

Ветер загремел, утаскивая снятую с банки крышку, покатил по двору, швырнул на ступеньки. Фотий снова посмотрел, как Ника вытирает покрасневший нос скомканной бумажной салфеткой.

- Тебе надо съездить домой. Побудь с Женькой, с мамой. Умаялась ты тут в рабочем старье. И они скучают.

Мама звонила вчера и Ника чуть не заплакала, когда Женька, сопя в трубку, сказал:

- К тебе хочу. Купаться.

- Женечка, да тут мороз, ветер знаешь какой?

- Нет, - сурово ответил сын, - нету мороза. Там же море. И Паша.

И Ника его вполне поняла. Какой-такой мороз в прекрасном краю, где море и загорелый Пашка.

Может и правда, поехать на недельку?

Фотий ушел за угол, гремел там чем-то. Высунувшись, перекричал налетающий порывами ветер:

- Марьяшку через три дня забираем. Даже Павел согласился еще побыть, не сбежит, как она вернется. Нормально, поезжай.

Вытащил длинные доски, шмякнул их наземь.

- Синоптики обещали снегопады. Может дорогу занести совсем. Думай, Ника.

- А ты? – она подошла и прислонилась к его куртке. Он повернулся, отгораживая ее от ветра.

- Поскучаю и помру.

- Ой, ну тебя.

Он улыбнулся:

- Буду работать. В апреле Мишаня приедет, тогда тебе тут надо. Привезет свою Марину, станет предложение делать. Под абрикосами. Снова на ней жениться хочет.

- А я при чем?

- Сказал, ты на него вдохновляющее действуешь. Сказал, у тебя энергетика светлая. Будет питаться.

- Вампир какой. Ладно, Мишане можно. Он хороший.

Фотий осматривал доски, придерживая Нику, делал шаг в одну сторону, в другую, и она послушно топталась, то выглядывая из-за локтя, то задирая голову, чтоб посмотреть на его лицо.

- Соскучилась я по Женьке. И по девочкам.

Ника вспомнила последние Васькины новости.

- Куся, - кричала та в телефон, радостным голосом тоскующей лебедицы, - Кусинька, я замуж выхожу! Куся, а твои босолапки, беленькие такие с ремешочками, они какого размера? Не тридцать пятого, не? Знаю, что у тебя тридцать седьмой, ну думаю, а вдруг. Папа сказал, в «Меридиане» закажем столики, ты свою Тину Дивановну обязательно бери, я в нее буду бросаться букетом, Куся! Я бы в тебя бросилась, но твой Фотий, он же меня убьет тогда. Куся, я еще чего подумала, когда тебе будет сорок пять, а ему сколько же это будет? Нет, нет, я так. Ты не думай, он хорошо сохранится. Наверное. Ты ему давай витамины, поняла? Я тут папе купила, гертон… герон… ой, не помню, в общем, для дядек. Какой жених? Мой? Как в смысле кто? А-а-а, ты может, даже, и знаешь, двоюродный брат жены брата Холика, с которым я когда-то… ну ты поняла. Да неважно. Главное, я тут достала же! Щас, щас, где тут, ага – ламе-букле и шанжан. Кусинька, я не знаю, с какой стороны у этого шанжана ламе, а с какой букле, но таа-ак краси-и-о-во-о! Белое и все сверкает переливами. Кого как зовут? А, ну так Криничка зовут. Почему кликуха, это фамилие у него такое. Ой… Куся… Это, что ли, я стану теперь Василина Криничка?

После разговора Ника хохотала еще час, отмахиваясь от вопросов Фотия. А потом унесла в гостиную свою чашку, включила мигающий телевизор и стала по Ваське скучать. Заодно и по Тинке тоже. Обе, конечно, летом приедут, как и в прошлом году. Василина на обрыве обнаружила заросли бешеных огурцов и три дня провела, ползая на коленках, обламывая пузатые светленькие огурчики и визжа, когда они плевались семенами, пока Тина и Ника валялись в шезлонгах и чудесно сплетничали, намазывая друг друга маслом для загара и от загара. На веранде тогда еще гремела кастрюлями Марьяна, и Пашка вытаскивал из ангара гидрокостюмы, колдовал над ними, сгибая загорелые плечи. Женька сидел рядом на корточках, упираясь руками в коленки, и с упоением заглядывал Пашке в лицо, переползая за ним вокруг черной кучи рукавов и штанин. А потом из степи приходила мама, в такой же соломенной шляпе, какая была на шоколадной даме в первый Никин приезд. Разбирая травки и цветочки, озабоченно воспитывала Нику, Пашку, Женьку – всех, кто подворачивался под руку.

Ника вздохнула, считая про себя месяцы. Март, апрель… почти полгода должно пройти! Да и не повторится уже такое лето…

- Погуляешь, как городская, нарядишься. В кафе с девочками посидите.

Фотий обнял ее и повел к дому.

- Пойдем, погреемся, и все обдумаем.

Ника уставилась на вытертые коленки своих джинсов. И правда, когда она в последний раз надевала колготки и туфли? Фотий предлагал - проехаться в город, или хоть в Багрово, поужинать в ресторане. Но она видела – только для нее хочет. Не сам. Да и все как-то не складывалось.

В кухне привычно присела на корточки рядом с печкой, привычно загремела чугунной дверкой, откуда пыхнуло в лицо яркое тепло. Подумалось о Ласочке, с ее ухоженными ногами, тщательно подбритым лобком и зеркальными подмышками. Платье у нее, с цепочками вместо бретелек. Ликер кюрасао…

Закинула в печку совок угля и, выпрямляясь, стащила куртку.