— Ты останешься здесь. — Подначальные ему головорезы начали по одному просачиваться в комнату, окружая высокого воина. — Иди ты, Селим.
Тот, ворча что-то себе под нос, удалился. Ди Строцца метнул на Надир Туса полный ненависти и гнева взгляд, затем быстро отвел глаза и застыл в неподвижности, но Кормак чувствовал, что венецианец готов в любой момент выскочить наружу.
— Странные дела творятся нынче в Баб-эль-Шайтане, — прозвучал низкий бас Шалмар Кхора. — Где Кай Шах, где сириец — и еще тот язычник из Тартарии? И кто подмешал в вино какую-то дрянь?
— Да! — воскликнул Надир Тус. — Я бы тоже хотел знать, кто добавил наркотик, который свалил нас с ног. Мы пришли в себя несколько минут назад! Почему, интересно, ты, ди Строцца, не заснул, как все остальные?
— Я уже объяснял, что и вино пил, и отключился, как и вы, — холодно парировал венецианец. — Только я проснулся несколько раньше и пошел в свою — именно в свою — комнату. А вот вы всей толпой направились сюда…
— Может быть, — ответил Надир Тус, — Но если нет, я вскрою тебе ятаганом глотку прежде, чем ты нападешь!
— Так, а что же вас привело в покои Скола? — перешел в наступление ди Строцца.
— Ну, — ответил перс, — когда мы проснулись и поняли, что были под действием наркотика, Шалмар Кхор предложил зайти к Сколу и посмотреть, не исчез ли он с камнем…
— Ты врешь! — заорал черкес. — Это был Коджар Мирза! Он сказал, что…
— Зачем мы тратим время на глупые препирательства? — вскинулся курд. — Мы знаем, что этот франк последним поднимался к Сколу в эту ночь. На его мече кровь — и мы нашли его стоящим над убитым! Зарезать его!
Выхватив ятаган, Коджар Мирза рванулся вперед, его воины двинулись следом. Кормак встал спиной к стене и расставил ноги, приготовившись отразить атаку. Но нападения не последовало: напряженная фигура гиганта норманна дышала такой угрозой, а его глаза так злобно сверкали над украшавшим щит черепом, что даже свирепый курд, которого готовы были поддержать десятки вооруженных мужчин, дрогнул и заколебался. И в эту минуту вернувшийся Селим локтем оттолкнул его в сторону, прокричав:
— Франк говорил правду! Кадра Мухаммад лежит мертвый в комнате лорда Кормака!
— Это ничего не доказывает, — заметил ди Строцца спокойно. — Он мог расправиться со Сколом и после того, как убил лура.
На мгновение воцарилась тревожная тишина. Кормак отметил, что сейчас, когда Мясник мертв, различные группировки и не пытаются скрывать свои разногласия. Надир Тус, Коджар Мирза и Шалмар Кхор образовали три отдельных кружка — их подначальные сбились в кучки позади главарей. Юсеф Эль Мекру и Юсус Зер стояли в стороне, поглядывая на эти свирепые, теребящие оружие группы в нерешительности. И только ди Строцца, казалось, не обращал внимания на наметившийся раскол.
Венецианец только собрался сказать еще что-то, как вперед, расталкивая всех оказавшихся на его пути, вышел тот, о ком недавно вспоминал Надир Тус. Это был сельджук, Кай Шах. Кормак обратил внимание на то, что на нем нет кольчуги, а одет он иначе, чем вчера вечером. Левая рука турка была обмотана чистой тряпкой и привязана плотно к груди, а загорелое лицо казалось удивительно бледным.
При виде Кай Шаха спокойствие впервые покинуло ди Строццу, и он резко шагнул вперед.
— Где Муса бин Дауд? — яростно воскликнул он.
— Я тоже хочу знать, где Муса! — ответил турок сердито.
— Я оставил его с тобой! — вскричал ди Строцца. Все остальные изумленно уставились на него, не понимая, что происходит.
— Но вы с ним планировали убить меня, — заявил Кай Шах.
— Ты сошел с ума! — рявкнул венецианец, полностью потеряв самообладание.
— Я? — прорычал турок. — Я искал этого пса по темным коридорам. Если ты и он действовали честно, почему вы не вернулись в комнату, когда, услышав, что Кадра Мухаммад идет по коридору, вышли ему навстречу? Я долго ждал, а потом шагнул к двери, высматривая вас, и когда повернулся, Муса бросился на меня из какого-то тайного укрытия, как крыса…
Ди Строцца с пеной на губах закричал:
— Ты безумен! Замолчи!
— Я увижу и тебя, и всех остальных в Геенне с перерезанными глотками, прежде чем позволю обмануть себя! — взревел турок, выхватывая свой ятаган. — Что ты сделал с Мусой?
— Ты чертов дурак, — бушевал ди Строцца. — Я был в этой комнате с тех пор, как покинул тебя! Ты знал, что сирийский пес будет играть с нами в ложь, если получит такую возможность и…
И в этот миг, когда воздух уже искрился от разлившегося вокруг напряжения, в комнату вбежал, спотыкаясь, полуголый перепуганный раб и повалился в ноги венецианцу, бормоча какую-то околесицу.
— Боги! — выл он. — Черные боги! А-а-а! Пещеры под полом и джинн в скале!
— Что ты несешь, пес? — взревел ди Строцца, откидывая раба на пол сильным пинком.
— Я видел запретную дверь, она открыта, — завизжал тот. — Лестница ведет вниз — к ужасной пещере с громадным алтарем, с него хмурятся гигантские демоны — и у подножия лестницы — господин Муса…
— Что! — глаза венецианца сверкнули, он схватил и тряхнул раба, как собака трясет крысу.
— Мертвый! — выдохнул несчастный сквозь стучащие зубы.